Германия, г. Билефельд                                                                                                                       

Домашняя группа: Выход есть

ТЕМА: Эта болезнь прогрессирует, когда я не пью

Привет, ребят. Меня зовут Маруся. Я анонимный алкоголик. С 23 года нахожусь в сообществе, трезвая по сегодняшний день. Всегда говорю, что благодарна, потому что это стоит того.

Для начала немножко для ознакомления. Меня зовут Маруся. Я живу в Германии. Родилась в России. Волею судеб, не знаю, каким образом переехала. Любовь случилась у меня сильная. То, что я алкоголик, я об этом знала с 15 лет, с моей первой рюмки, когда я её подняла. Наблюдала я за алкоголизмом в моей семье сначала, и, конечно же, думала, что это все так, это все шутки, это не передаётся по наследству. Но когда я приняла первую рюмку и доползла в буквальном смысле до дома, я поняла, что, наверное, это так. Я потом попробовала ещё несколько попыток сделать и употреблять алкоголь умеренно, немножко снижать градус, менять напитки. Когда-то даже я разбавляла эти напитки, чтобы оставаться, оставаться в этом дне. Но в моём случае алкоголизм, он всегда меня побеждал, он меня ставил себя на колени, и не было у меня возможности не сходить с радара. У меня каждое моё употребление — это смерть.

Я пила вусмерть. И когда я приходила к своему наркологу, меня, кстати, мама познакомила в детстве с наркологом. Заранее уже: «Папа ходил туда же. Дочь, ты тоже туда пойдёшь по блату». Она мне показала эту дорогу к наркологу, и я туда ходила, у меня там было такое тайное имя, я была Алла Борисовна. И сейчас, только недавно, на днях поняла, что мой номер был 111 у него, три единички, которые мы ставим в чате. Я все время задавала вопрос наркологу: «Почему? Почему со мной так, почему они могут пить, у них там все весело, а я когда начинаю пить, может быть, первые 3-4 рюмки я помню, а потом все начинается. Театр одного актёра. Мне на следующий день рассказывают, что я там творила, какую дичь я делала. Но, к сожалению, я уже этого не помнила. Вкратце вот такая я алкоголичка.

Так докружилась до 50 лет. Я не собиралась в анонимные алкоголики. Я понимала, что жизнь идёт, и, наверное, кто-то умеет пить, в том числе мой муж, который со мной рядом проживает. Вот он умеет пить, он может выпить три рюмки и сказать: «Ну, что, пойдём кино посмотрим». Скажи, ну какое кино вообще? Я только села, только начала. И он всегда надо мной прикалывался и говорил на следующий день, что если его не было дома, то я прощалась, он говорит, «что, опять прощалась с алкоголем»? Я не могла остановиться на каком-то одном напитке. Если в моё поле зрения попадает ещё напиток, ещё напиток и ещё напиток, то пока это все не уничтожится, я не успокоюсь. Вернее, я-то, может быть, и успокоюсь, а та сущность, которая сидит во мне, она не в себя все время пьёт. У меня был приятель, который говорит: «Нихера себе, ты в два горла просто закладываешь, у тебя вообще стопа нет»?

Так складывалась моя жизнь, и при этом при всем я не лежала в ребцентрах, я была в психиатрической клинике, я была там с моим отцом, я была там с моим мужем, с первым, я там была с моим сыном, но не с собой. Нет, я не была в психиатрических клиниках и вообще до недавнего времени я думала, что у меня вообще все в порядке, все отлично. Я не псих, я очень люблю психов. Я очень люблю дружить с психами, я люблю очень алкашей и наркоманов. Я считаю, что это вообще люди просто поцелованные Богом, особенно здесь, в анонимных алкоголиках. Но я нет, я не такая, это вы все такие, я просто интересный человек. Я ничего не теряла, я только приобретала, у меня был бизнес, у меня есть дом, у меня трое детей. Я теряла только в своей жизни это, наверное, девственность и документы. Вот взять и нечаянно потерять, потому что не в своём уме я немножечко не контролировала ситуацию, поэтому у меня не было возможности, если со мной не было моих подруг, а мои подруги всегда прекращали пить, когда пить начинала я, то, в принципе, да.

Я помню случай, когда я потеряла ключи от машины и долго их искала и думала: «Ну, блин, ну почему? Опять сейчас все восстанавливать. Ну, че за треш такой? Ну, че со мной происходит все время»? Мне звонит моя подруга и говорит: «Марусь, не переживай, твои ключи у меня, мне просто пришлось у тебя их забрать во избежание того, что ты собиралась куда-то ехать». Я все время собиралась куда-то ехать, куда-то идти, меня все время куда-то несло. Когда я выпивала, я сначала начинала прикалываться и говорить, какое-то имя себе дала, что сейчас придёт гадина, эта гадина не контролирует вообще ничего. И как-то обзывала себя.

Помню, один парень на тусовке, когда меня начали снимать, какие-то там смешные видео. Слава Богу, что когда я жила, в девяностых, не было видеокамер, ничего нельзя было снять, потому что я была бы звездой ютуба во всех вариантах, потому что я очень любила ходить в клубы. Наверное, которые в Москве, я посетила. Все клубы увидели моё выступление. Поэтому, слава Богу, что тогда этого не было. Как-то один человек хотел включить камеру и снять меня, и приятель мой, тоже алкаш, говорит: «Не снимайте, не снимайте, это гадина пришла она, сейчас не надо снимать». Видите, как мы, алкаши, друг за друга все-таки стоим горой даже в пьяном угаре. Он меня защищал, говорит: «Не снимайте, это гадина сейчас выступает».

Так я шла, шла. Много интересного в жизни было. Некоторые люди мне говорили, что, «Маруся в алкогольном опьянении, ты такая интересная, у тебя так глаз горит, прям сразу меняешься, такая, становишься». Даже комплименты иногда мне делали, а ответ я все равно не получала, почему я бухаю, почему у меня нет ни одних выходных, когда я могу посвятить своим детям, своей семье. В четверг я иду, закупаюсь, и должно быть обязательно столько дома этого зелья, чтобы я не могла шевелиться. Ведь я же молодец, я же работала. Всю неделю я отработала, что-то делала, я молодец, я себя буду поощрять. Поэтому обязательно дома собирала полно народу для того, чтобы мне одной не веселиться, чтобы у меня была публика, которая будет на меня смотреть, мне аплодировать. И так я докрутилась до 50 лет, а в 50 лет что-то произошло, и мне захотелось получить ответы на мои вопросы.

Наверное, правильно говорят, что когда готов ученик, приходит учитель. Он ко мне пришёл через ютуб. Анонимная сестра. Я услышала важные, нужные слова для себя, в которые я не могла поверить, но я очень захотела понять, почему она не пьёт. Почему она не пьёт столько лет? Человек был публичный, который давал это интервью. Я ей сама написала. Я сказала: «Пожалуйста, объясни мне секрет твоего существования». Она мне просто задала вопрос: «Ты алкоголик, ты хочешь бросить пить»? Да. Она: «Ну, все, я тебя сейчас добавлю туда, там группы есть, у нас есть программа 12 шагов».

Я что-то слышала про 12 шагов, потому что крутилась в этой тусовке, но я слышала про другое параллельное сообщество, и позвонила парню из параллельного сообщества и сказала: «Слушай, я тут в программу собираюсь пойти». А я всезависимая. Сегодня мы говорим только про алкоголь, конечно же, но я вообще завишу просто от всего: от людей, от погоды, от природы. Дайте мне что-то, я буду в себя впихивать невпихуемое. Мне нужно усиление моего и так безудержного поведения. Я реально могу веселиться в трезвости, но зачем-то мне нужно ещё надо это все усиливать.

В итоге она говорит: «Я тебя сейчас добавлю в группу». И парень мне сказал: «Иди к алкашам, только к алкашам. Я проходил все программы». Он меня убедил, он сказал, что алкаши душевные очень. Так мне все расписал, мне так захотелось попасть к алкашам, и вот я к ним пришла. Нашла своего спонсора на спикерской. Очень отозвалось мне её спокойствие, потому что у меня настолько постоянно напряжение в моём теле, оно настолько сильное. У меня есть только два состояния. Сейчас я, кстати, выздоравливаю, в программе я 2 года и 4 месяца выздоравливаю, даже вижу уже какие-то маленькие вообще потуги моего выздоровления, но это пока ещё только потуги. Рожу я своё выздоровление, наверное, когда когда-нибудь все-таки с божьей помощью, если позволит моя Высшая сила мне выздороветь.

И вот я её нашла, потому что она была очень спокойная и рассказывала все, что она делает в таком формате, что мне почему-то тоже захотелось, как она. И мне захотелось этого спокойствия, потому что моя жизнь была такая, что я куда-то бегу постоянно. Если я никуда не бегу, то сразу сплю. У меня нет состояния между. У меня состояние я бегу, мне надо что-то делать, я боюсь чего-то не успеть, я постоянно на каком-то нервяке. И вдруг заканчиваются дела – меня вырубает. Я сидя могу уснуть. Где этот промежуток, где здесь и сейчас, про который говорится в программе — вот этому сейчас и учусь. И у меня, слава Богу, какие-то проблески стали появляться.

Так вот, мы прошли программу с моим спонсором. Хорошая программа, она мне очень сильно понравилась. Я на интуитивном уровне, где-то здесь чувствую, что она мне очень подходит, но здесь я нихрена не поняла, потому что мой мозг, он, во-первых, находится постоянно в каком-то отрицании, он не хочет делать каких-то вещей, которые мне говорит спонсор. Он также меня разводит на какие-то мысли, которые вообще не соответствуют абсолютно действительности. И сколько раз мне не повторяют: «Маруся, генштаб твоей болезни в твоей башке». Я все время пыталась раньше: «Ну да, хорошо, окей, хорошо, я понимаю, что здесь у меня что-то сидит, и мне нужно это отсюда выводить. Как? Вы меня научите, как. Как мне лечь заснуть, чтобы у меня не было мыслей»? Я очень много проводила медитаций. Я сажусь в медитацию, я ничего не могу с собой сделать, потому что у меня в башке начинается такая каша, что остановить хотя бы на минуту мои мысли, мне не удавалось вообще от слова «абсолютно».

И тут однажды я ощутила тишину в голове. Я подумала: «Ничего себе. Так че бывает»? Тишину в голове, кстати, и в душе, такой штиль. Мне понравилось это состояние, мне очень хорошо объяснили, насколько я больной человек, что для меня значит алкоголь, что каждый день может быть последний, потому что в таком состоянии, в котором я нахожусь в алкогольном опьянении, действительно просто организм может не выдержать и сказать мне «до свидания». И когда мне рассказали все про болезнь, у меня почему-то тяга к алкоголю от слова «абсолютно» исчезла очень быстро. Пить я не хотела от слова «абсолютно», наверное, с первых дней. А на трех месяцах моего выздоровления, когда я ещё читала книгу или даже четыре месяца, когда мы со спонсором прочитали книгу, я провалилась в такую яму, что она мне говорит: «Давай, бери подспонсорных, иди по шагам, дальше иди». А у меня было такое состояние, что «куда иди-то? Я не могу никуда идти». Я вообще не могу ничего делать. Я сижу, смотрю в одну точку в стену, такой ужас, меня охватывает, и я своё состояние объяснить не могу вообще. Я не могу объяснить, почему у меня такое состояние.

Звонили анонимные друзья мне, наши братья, сестры. Сама я звонить никому не хотела. Это, кстати, тоже очень хорошая история болезни, что болезнь, она пытается меня изолировать, ото всех закрыть. Почему написано у нас в книге, и мы знаем все, что очень много людей кончали жизнь самоубийством, скидывались с окон, вешались и так далее. Потому что в трезвости жить – это для меня, как для человека истеричного и невротички, мне ещё нужно научиться так жить. Ну, окей, хорошо, вы забрали у меня алкоголь, дали мне программу, дали мне эти инструкции, давай выполняй, давай иди что-то делай. А я не хочу, я не хочу ничего делать, потому что на физическом уровне меня начало выключать. Раньше я понимаю, когда напряжение внутреннее, у меня раскалённые провода, я шла, у меня было успокаивающее, я его так хренак и все, и вроде как обнулилась.

А сейчас у меня этого нет. Я это не хочу. Раньше, когда я слышала, какие-то спикерские, человек говорит, что «я пить не хочу и жить не хочу». Я такая: «Ну, конечно». Я человек, который любит жить, я люблю жизнь, люблю людей, я улыбаюсь этому миру». Но сейчас я не хочу жить. Что случилось? Понимаешь, что? Звонили мне анонимные братья и сестры, разговаривали со мной. Я даже не знаю этих людей, не знала на тот момент, сейчас-то они мне очень близкие стали, они просто пытались до меня донести «да, Марусь, это болезнь». Мне спонсор постоянно говорил: «Марусь, ну вот, блин, вот, ну вот такая она у нас страшная болезнь».

Меня в первый раз отпустило очень быстро. Где-то, может быть, через месяц. Словами одной сестры анонимной. Они меня так воспряли. Она мне ещё табличку дала почитать, что со мной происходит. Это называется, когда к вам придёт осознание. Я, прочитав эту всю таблицу, я такая подумала: «Нифига себе точно, это сейчас со мной происходит». И меня включило заново в эту жизнь. А в этот момент, когда мне спонсор говорил: «Бери подспонсорных, давай, давай, работай». Я брала подспонсорных. Эта унылая Маруся, которая сидела и пыталась донести человеку про нашу книгу с унылым абсолютно лицом, совершенно не заряжая на том конце человека, что я могу тебе что-то дать. Я помню первую подспонсорную, она бухать пошла. Она, наверное, посмотрела, думает: «Бл*ть, если вы все здесь такие ребята, мне с вами не по пути. Давайте, короче».

Я ещё звонила спонсору, говорю: «Все, это она из-за меня точно». Она говорит: «Ну, конечно, Марусь, ты же Бог, человек из-за тебя бухать пошёл, естественно». А Бог управляет, так как моя Высшая сила, управляет и направляет так, как надо. Мне нужно было пережить это состояние.

А второй раз в трезвости меня выключило через год и 8. Я это состояние даже вспоминать не хочу. Оно длилось два месяца. И в этом состоянии я столько не молилась, сколько я молилась в этом состоянии. Я сразу поняла все про 11 шаг и про 10 шаг, про весь вкус этих шагов, потому что если бы я в этот момент оставалась одна… Я своему мужу говорила только одну фразу: «Отвези меня в психушку». Он говорит: «Успокойся ты». Человек, когда независимый, что он говорит: «Да успокойся ты, все пройдет, все будет хорошо. Посмотри, у нас дом, у нас дети. Ты должна». Кому я что должна, если я просто вообще ничего не могу? У меня было такое состояние, что я сейчас пересматриваю. Кстати, мне очень хороший дали инструмент ребята наши анонимные. Они говорят: «Марусь, пиши, записывай все свои чувства, эмоции». Я писала как сумасшедший профессор. У меня столько книг, записок про все моё самочувствие. И говорили: «Записывай сама себе видео».

Я сейчас смотрю эти видео, я реально понимаю, как той Марусе было хреново, как мне было плохо. И в этот же момент мне спонсор говорил одну и ту же фразу: «Маруся, это надо прожить, Марусь, это надо прожить, это надо прожить. Ну, ты пойми, что такая у нас болезнь и, возможно, Марусь, твой опыт потом полезен будет. Сейчас если ты не справишься, ты придешь туда же, откуда пришла. Там ты все видела». А я вперед идти не хочу. Свет в конце тоннеля. Я знаю, что сейчас у меня побудет вот так. Скажите, что сейчас у меня два месяца будет так, а потом по-другому. У меня не было ответа.

Единственное, что я взяла за правила некоторые действия, которые мы в программе делаем. Действия! Не то, что я хочу делать, не то, что я могу, а действия мои, противоположные тому, чего я хочу. Я хочу побыть одна? Я брала трубку и начинала звонить. Я хочу, например, отравиться чем-нибудь, я встаю на колени и молюсь. Я пыталась слушать Бога в тишине, я пыталась задавать ему вопросы: «Зачем? Зачем ты меня сейчас в это состояние вводишь»? Потому что действительно всю болезнь я ощутила, не когда я бухала, вообще нет, не когда я отходила, а в трезвости. Вот оно. Я посмотрела за эти два месяца из-за чего я бухала, я посмотрела, что в таком состоянии, в котором я находилась, когда под ложечкой постоянно жжёт, в душе у тебя пустота, и тебе кажется, что ты один на свете в присутствии людей. Я же вообще такой человек, что не могла находиться одна. Я настолько сильно боялась одиночества, что окружала себя постоянно людьми. Вокруг меня было очень много людей.

И я слышала как-то однажды батюшку, он говорил про одиночество и про уныние, и он говорил, что уныние — это не всегда, когда вы сидите, это когда у вас безудержное веселье, это тоже уныние. Так вот, чтоб вы понимали, была такая хохотушка, такая душа компании. Люди, когда приходили, просто мне кажется, как на обезьянку на меня посмотреть. Потому что я танцевала на столе, я пела в караоке, я что-то исполняла. Театр одного актёра. И тут я превратилась в унылую тётю, которая вообще ничего не хочет, но это был такой контраст, я не готова была к такому контрасту. Потом разговариваю со своей подругой, она независимая, она просто со мной идёт по жизни, она знает всю мою историю, и я все время у неё спрашиваю, говорю: «Нюш, как ты от меня не отвернулась, но ведь столько раз я вообще такие чудеса вытворяла, я столько раз тебя обижала, предавала. Она говорит: «Есть, Марусь, у тебя хорошие качества, за которые я и цеплялась, и с тобой общалась. Столько лет с тобой вместе».

Она очень человек набожный. Она сидела со мной, разговаривала, говорит: «Марусь, ну а как ты думаешь, ты столько лет бухала в себя, что-то запихивала постоянно»? Она мне рассказывала с позиции тёмной силы и светлой силы. «Готовы они тебя отпустить просто так? Сказать «ну ладно, ну че, пошла она в анонимные алкоголики, давайте её отпустим, пусть девчонка выздоравливает. Все, пускай у неё все будет хорошо». Она говорит: «Нихрена. Сейчас ты пошла в анонимные алкоголики, они стоят, эти силы, которые болезнь свою прогрессируют и думают: «Ну, сейчас наша-то горемышная опять пошла, сейчас наиграется в анонимных алкоголика, посидит там немножко, бросит все и придёт обратно бухать. Сейчас давайте подождём». И они тебя просто накрывают, они тебя окутывают. И сейчас как раз у тебя и момент такой, что ты либо с ними, либо сюда. Ты определяйся давай, куда ты»? А я не хочу, я не хочу обратно. Я чётко для себя решила. У меня почему-то в голове прям сидит «я обратно не хочу». Покажите мне двери, куда мне выйти? У меня сейчас лабиринт, я сейчас нахожусь в этом лабиринте. Я просто хожу туда, везде зеркала, я вижу себя ужасную сейчас, я не знаю, как выйти.

У меня один брат, у него очень большой срок трезвости. И, кстати, когда люди говорят про свои сроки трезвости, я вдруг сейчас поняла, что это совсем не про то, сколько он не пьёт алкоголь, это сколько человек находится в работе над собой. Человек 24 года, например, работает над собой. Нифига себе, я теперь поняла. Когда люди называют такие сроки, я просто снимаю шляпу, потому что я тут в два с половиной года что-то пытаюсь. Конечно, мне ещё далеко до выздоровления, и я слышу голоса этих людей, они такие спокойные. Брат анонимный, кому я звонила, он такой спокойный, он говорит: «Марусь, ну это же хорошо, что с тобой сейчас происходит. И хорошо, что ты все-таки ищешь решение, ты не делаешь никаких неправильных действий, ты ищешь решение, ты звонишь людям, спрашиваешь опыта запрашиваешь, и ты его обязательно найдёшь».

В итоге я оказалась все-таки у психиатра, потому что справиться мне со мной было очень сложно. И когда я туда пришла, я рассказала, что в анонимных алкоголиках, что много лет употребляю, что нахожусь в этом сообществе. Она так это восприняла. Здесь, в Германии, кстати, сообщество очень сильно развито. Я обратилась к психиатру, которому я рассказала, сколько лет я употребляла и что нахожусь в анонимных алкоголиках, что посещаю группы анонимных алкоголиков, и она так с пониманием к этому отнеслась, потому что в Германии очень развито сообщество анонимных алкоголиков. В Германии 2450 групп. Плюс, сейчас мы к ним присоединились, русскоговорящие 12 групп. В итоге все знают психиатры про это сообщество, поэтому у неё вопросов никаких не возникло. Она просто после того, когда я ей рассказала про свою жизнь, сказала: «Вы знаете, ваша тревожность, она уже с детства с вами, вы просто нашли себе хорошее успокаивающее средство, которое снимало вашу тревожность».

Взяла она меня под контроль, мы начали встречаться раз в неделю, мы начали разговаривать, я, естественно, дальше продолжала ходить на группы, на которые ходить не хотела. Самое главное ещё то, что когда тебя болезнь начинает окутывать, она тебя пытается изолировать, в этот момент я для себя сказала: «Нихрена! Пусть все, что угодно происходит, я буду делать абсолютно противоположное. Все, что мне рассказывает моя голова, спасибо большое, конечно. Мысли мои вообще самые умные, самые светлые. Вернее, тогда они были самые тёмные, но я буду делать совершенно другие действия. И ребята из группы, из моей живой группы «Выход есть», это живая группа в Германии. Мы встречаемся по вторникам, в 19:30 в городе Билифельд, они мне звонили, говорят: «Марусь, поехали на группу». Я такая: «Блин, ну не». Они: «Поехали, поехали». Когда не хочется ехать на группу, тогда особенно туда надо ехать.

Ещё как меня болезнь окутывала, нашёптывала мне: «Удали, Марусь, удали все группы, просто кнопочки нажми и все нахер удали. Все эти анонимные, пошли они нахер. Все, не надо тебе туда». Все, что мне нашёптывала башка, я с точностью делала все наоборот. Я ходила на группу, я просто включала наушники, я начинала слушать, я не могла высказываться, у меня стоял какой-то ком. А что я скажу? Болезнь начинает: «А что ты можешь им сказать? Ну, вообще молчи, ничего не говори. Ну, слушай, не, не, это, это все они, а ты-то»…

Итог следующий. Через два месяца я также продолжала ходить на группы, я также продолжала звонить, очень много звонила по 10 шагу, который я раньше недооценивала. Я раньше думала: «Ну, что они могут мне сказать»? У меня же ещё болезнь претензионная, у меня много претензий к людям, к миру, к себе». Это тоже болезнь моя. Это так работает амбициозность. А что вы мне можете дать? Что вы мне можете умного сказать? Я тётка такая, мне уже много лет, я сама вам что хотите расскажу. И мне нужно было полностью перестроить себя, взять и форматировать себя, форматировать себя под эту программу, под эту жизнь. И смиряться. Все, что с тобой, Марусь, сейчас происходит в сегодняшнем дне. Все, смиряйся. Я каждое утро просыпалась и думала: «Ой, с каким чувством я сегодня просыпаюсь. Блин, опять вот это. Я не хочу просыпаться, я не хочу вставать, я не хочу ничего делать, не хочу даже причёсываться». Я — человек, который, не выйдет на улицу, не приведя себя в порядок. И если у меня уже идёт то, что я не хочу даже причёсываться, это уже о чем-то говорит.

В итоге меня отпускает через два месяца. Брат один анонимный мне позвонил, мы с ним долго, долго разговаривали. А это такой человек, который меня постоянно очень технически подводит меня к служению. Все, чтобы я не делала. Например, развожу по Германии визитки, Международная ассамблея сделала визитки и буклеты анонимных алкоголиков. И он мне их прислал, говорит: «Марусь, есть у вас врачи русские, дискотеки, понятно, аптеки, все туда можно положить». Я говорю: «Конечно, можно, давай. Положу». А потом он говорит: «Ну, вот смотри, сколько ты уже визиток разнесла. Какая ты молодец». А меня надо похвалить, как того ребёнка. Меня похвалите, я ещё в два раза больше сделаю. Он говорит: «Представляешь, сколько вокруг тебя сейчас появится алкоголиков? А куда же они пойдут»?

И открывается группа «Выход есть», чтобы алкоголикам было куда прийти. Потом он также мне звонит и говорит: «Слушай, Маруся, а знаешь, что округ немецкий есть, там можно послужить». И так все идёт, что я действительно потом начала понимать, что через служение, хотя, это тоже моя больнуха, амбициозность присутствует, особенно когда тебе звонят и предлагают это служение, у меня спина прямо выпрямляется, и я говорю: «Все, я сейчас вам покажу, как я могу служить». И со служениями мне намного легче.

Что я сейчас поняла, ребят, чтобы долго не размусоливать эту болезнь, не смаковать её, она, конечно, очень прогрессирующая. И чем больше я выздоравливаю, тем больше мне надо контролировать, когда она приходит. Мне нужно отслеживать эти звоночки. А давай не пойдём сегодня на группу? А давай пойдём. Все интерпретировать наоборот. А давай сегодня не будем читать с подспонсорными? Давай, сегодня же воскресенье. Не, не, значит, мы садимся и читаем. Как только я делаю шаг из этого круга, я для себя сделала так. У нас есть круг и треугольник. Треугольник — это моя психика, моя душа и моё сердце. Я все это должна соединить, мои чувства. Я их должна отслеживать, они не должны разрываться. Когда они начинают разрываться — здравствуй болезнь, когда мысли расходятся с чувствами, когда я не могу следствие связать с последствиями. Это чётко, как я бухала.

Мне недавно анонимная сестра сказала, когда я ей звонила по 10 шагу, я с мужем опять что-то не поделила, она говорит: «Ну, че, Марусь прибухнула, открыла этот бутылёк со злобищей, раздражением. Вот все, вот прям раз — одну рюмку злобищи, раз — другую рюмку раздражения. А потом меня выключает на физическом уровне. Я как целлофановый пакетик, потом лежу, не могу себя даже собрать. Столько у меня энергии уходит на эти негативные эмоции. Даже отследить, понять, когда у меня позитивные эмоции, когда я иду куда-то в служение… Недавно была на встрече с немцами, осенняя встреча анонимных алкоголиков. Как я там заряжаюсь, сколько там Бога! Я же приезжаю домой, заряженная. Я улыбаюсь, мне хорошо, я наполнена. И когда я начина с мужем херачиться дома, письками меряться или чем. Кто прав? Тот, у кого больше прав. Все, у меня столько энергии на это уходит. Все, что я себе накопила, я отдала, я опустошена, я пустой абсолютно сосуд.

У меня в голове много болячек, которые не зажили. Десятый шаг я оценила очень. Например, я себе представляю занозу. Ребёнок или муж зацепил занозу, он идёт ко мне, говорит: «Вытащи мне, пожалуйста, эту занозу». Я могу сама себе занозу, например, вытащить, но я обязательно либо какой-то кусок оставлю, либо я поранюсь, оно будет потом болеть. Или же я иду к кому-то и говорю: «Вытащи мне, пожалуйста, занозу». И он мне вытащит её безболезненно, у меня не останется там ничего. И после того, как он мне даст эту обратную связь, мы поговорим. В два окна вливается больше света. Я всегда об этом говорю. Для этого нужен второй человек, чтобы это все у меня прошло. И чтобы, когда я положила трубку, у меня не осталось вопросов. Иногда из десятого шага выходишь наполненный. Поэтому я пытаюсь находиться постоянно в этом кругу. Это моя история. Я не могу никому сказать, что вам это поможет, но мне помогает только тогда, когда я нахожусь в центре анонимных, с людьми, которые такие же, как я, хуже, чем я, лучше, чем я. Не знаю, почему мы были избраны, как мы сюда все попали, но, скорее всего, у Бога своя дорога.

Сейчас сижу вот здесь в 19.56 и рассказываю историю своей болезни. Кто бы мог подумать ещё три года назад, что я буду это делать? Неисповедимы пути Господни. Если есть вопросы, я на них лучше отвечу, потому что не хочу больше говорить про болезнь. Хочу говорить про выздоровление. Спасибо, что послушали, трезвая.

Вопрос: жизнь с независимым человеком. Какие трудности, как с ними справляешься?

Ответ: очень тяжело справляюсь с этим. Очень тяжело. Ты понимаешь, в чем дело? Моё старое поведение никак не могу из себя выкорчевать. Я должна все контролировать, все должно быть под контролем, а мне это нужно все отпустить. Сейчас мне предлагается никого не контролировать. Мой муж, он ко мне привык, к той Марусе, которой можно было хорошо управлять. Я живу с ним 16 лет. Представляете, он 14 лет жил с одной Марусей, и тут херак — два года уже живёт вообще с какой-то другой Марусей, которая как Ленин на броневике. Я не успокоюсь, прав тот, у кого больше прав, а их больше у меня. Все, точка. Мне очень сложно менять свою модель поведения. Я очень хочу быть смиренной. Я очень хочу принимать жизнь, как она есть. У меня не получается. Если у кого-то быстро за два года получилось, ребят, поделитесь опытом, я прям снимаю шляпу, я поэтому и наяриваю постоянно анонимным. Я поэтому им и звоню, говорю: «Ребят, че делать-то»?

Это мой самый большой тренажёр, мой муж. И я постоянно звоню, говорю, а мне говорят: «Выдыхай, Марусь. Роль Бога перестань играть, сними корону, перестань играть роль Бога, просто живи». Это слово «просто живи»… Я корону сняла, а нимб у меня светится. Мне сложно. Я дальше учусь. Муж ревнует меня очень к анонимным. Я ему говорю: «Ну, давай, смотри, в пятницу я раньше бухала, а сейчас я в пятницу где-то веду группу, где-то поспикерю, почитаю книжку с девчонками. А что лучше-то»? Он говорит: «Иди, иди, читай, короче». Ему тоже сложно. Мне сложно и ему сложно, но я надеюсь, что это все-таки временное явление, и мы привыкнем друг к другу, к новому, он ко мне, а я к нему. А ещё раньше я-то раньше в анестезии все воспринимала, я даже его воспринимала, мне кажется, как-то немножко под допингом. Я же постоянно была под допингом в этой жизни. А сейчас я на все смотрю трезвыми глазами, и мне так удивительно, что, оказывается, оно все не так, как я себе придумала.

Вопрос: были ли у тебя эмоциональные качели, что было очень плохо именно эмоционально в плане апатии, депрессии. Так, что трудно с кровати встать. И что ты с этим делала?

Ответ: мне кажется, я тебя понимаю. Я тоже не всегда улавливаю, что люди говорят, а может, ты просто позже присоединилась? Я просто всю спикерскую это и рассказываю, как мне было плохо, как я не могла встать с кровати, как я не хотела ничего делать, как я не хотела ни с кем разговаривать, никому звонить. В итоге я попала к психиатру. Это все и какие я инструменты применяла. У меня есть комната, где я могла уединиться. И я сидела в этой комнате на коленях и просто, мне кажется, кричала прям в небеса: «Зачем мне такая трезвость? Зачем она мне? Я так точно не хочу». И я молилась, молилась, молилась. Я звонила, звонила, звонила. Со спонсором я была просто, мне кажется, 24 на 7. Я помню, у меня День рождения 23 февраля. Меня серьёзно кроет. А я гостей пригласила заранее, и меня только начало крыть. И я думала: «Зачем они сейчас сюда придут»? Я ушла на поле, ходила с телефоном и со спонсором разговаривала. Я говорила: «И что мне делать? Сейчас все придут. Я не хочу никого видеть вообще. Что мне сейчас с ними со всеми делать»?

Пока они были у меня в гостях, у меня мысль была только одна: «Когда они все уйдут»? Причём я не могла даже своё эмоциональное скрыть. Ко мне даже люди подходили и говорили: «Тебе плохо»? Я говорила: «Ну, да, мне плохо, я приболела». Что я могу сказать? Что я псих, у меня депрессия. Я говорю, что приболела, мне плохо. В итоге перебила все моя подруга всю мою апатию, она просто свалилась в эпилептическом припадке. За это моей спасибо Высшей силе, что именно таким образом, пускай печальным, но закончился мой День рождения, потому что наконец-то все разошлись.

Я не знаю никакого инструмента, кроме молитвы. На данный момент я больше ничего не знаю. И ещё, когда мне было очень сильно плохо, я взяла специально служение ведущей медитации, я на «Жаворонках» всегда веду медитацию. Моё служение по вторникам, и я меняю просто эти дни. Я все время читаю медитацию. Если я сама не умею молиться, например, или мне лень, но здесь мне точно не будет лень, потому что туда приходят люди, они приходят на медитацию, мне нужно туда прийти и молиться. Как-то так я поняла весь вкус медитации в этот момент, минуты тишины, когда ты сидишь, неважно с какими мыслями. Я стала теперь внимательно отслеживать свои мысли и даже где-то улыбаться им. Там порой такая дичь у меня в голове. Я просто понимаю, что это только мысли, это вообще больше ничего. Это просто моя башка, моя болезнь рассказывает, как она хочет меня уничтожить. Она хочет меня убить.

У меня другие планы. Я сейчас хочу дальше пожить. Мне нравится моя жизнь сейчас, особенно когда меня отпустило. Спасибо, это точно пройдёт. Это я точно поняла. Если я раньше думала, что это никогда не пройдёт, сейчас я знаю точно, что это просто надо пережить, и это пройдёт. В моём случае прошло.

Вопрос: поделись, как ты понимаешь, где твоя воля, где воля Бога.

Ответ: ты знаешь, я уже в принципе не ввязываюсь в бой. Если что-то идёт не по-моему, я просто действительно отдаюсь полностью. С утра я встаю, и у меня первая молитва, которая идёт от меня, это «Дыши через меня, говори через меня, живи через меня, танцуй через меня, делай через меня эту жизнь, потому что я не могу». Все, что я раньше делала на своей воле, у меня забирало столько сил и энергии, что мне потом приходится восстанавливаться. Если у меня все идёт в ёлочку, я знаю чётко, что все складывается, все получается, Бог подкидывает нужных людей, нужные документы. Значит все идёт правильно, значит, это Его воля. Поэтому даже в том случае, когда меня Бог однажды пристроил на одну болезнь смертельную, я всегда говорю, что это была его воля. Я не могла остановиться, уже в этой жизни не было у меня ресурсов остановиться.

И нас Бог иногда останавливает через болезни. Слышали, наверное, такое, что он нас останавливает через болезнь. Он меня остановил однажды тоже через болезнь, но его милость я потом ощутила в своей жизни. Как он через эту болезнь мне показал, что бывает с его милостью. Например, чтобы не быть голословной: «Марусь, тебе осталось жить 15 лет, у тебя больше не будет детей». Бумс. Я живу 26 лет, у меня трое детей. Он сказал: «Ну, ладно, раз ты меня хотя бы немножко услышала, я тебя награжу, а дальше как ты уже с этим справишься». Все, что идет через него – это легко, все, что идет через меня – с натягом. Поэтому в моём случае так, спасибо.

Вопрос: какие чудеса выздоровления встречаются на пути Маруси?

Ответ: если бы я знала, что ты его мне задашь, я бы коробочку свою взяла, у меня есть коробочка чудес. И когда я понимаю, что потеряла где-то Бога, его нет, все, он куда-то исчез, я простого достаю и начинаю читать. У меня там много записано чудес, которые со мной произошли. Я сижу с тобой трезвая, разговариваю — это уже чудеса для меня, это чудо чудесное. Если тебе интересно, я могу телефон оставить, ты можешь мне просто в личку набрать, и я просто пойду спущусь. У меня с головой не очень хорошо, понимаешь? Я записывала даже чудеса, было их много. У меня там много лежит записочек всяких.

Даже то, что я сейчас побывала на международной ассамблее в Сербии, а туда совсем не собиралась ехать. Это все случилось за месяц, за месяц один. Я очутилась там. Я считаю, что это чудеса, потому что я никуда не собиралась. А я сейчас была там.

Я тебе расскажу одну историю, пожалуйста. Я очень сильно молюсь за детей своих. У меня два зависимых сына. Один живёт в Москве 30 лет, a второй здесь со мной, 18 лет. Два зависимых, они наркоманы, и я за них очень сильно молилась. Я прям вставала на колени каждое утро и молилась за своих сыновей. И один из сыновей, которому 18 лет, приходит ко мне, как к Эбби, к Билу, с библией подмышкой, говорит: «Мам, я проснулся». Я спрашиваю: «В смысле»? Он спрашивает: «Ты в храм поедешь на днях»? Я не собиралась, но сказала, что если ему надо, то поедем. Он: «Возьми меня с собой». Мы едем в храм, он мне выносит после храма. Мы долго про Бога разговаривали, про Высшую силу. Я говорю: «Сынок, ну ты можешь искать Высшую силу везде в лесу, там, на горе, на полях, везде». Он пошёл в лес, написал шесть листков. Когда я их прочитала, я поняла, что он там, в лесу один сам с собой прошёл 12 шагов.

Я потом в своей группе с его разрешения кинула эти записи, они обалдели, они говорят: «Вот это да». После этого сын мой не употребляет наркотики. Он сдал все оружие, он еще был дилером. Он сдал все и сказал: «Мам, забери вот это все, выкини, пожалуйста, я не буду больше». Сейчас он собирается поступать в институт на философию, хочет изучать философию. И как это произошло? Я честно тебе скажу, я не знаю, вот так произошло в один день. Он просто зашёл ко мне в комнату, и я это увидела. Молилась я за них каждый день. Наверное, это правда, чудеса моего выздоровления. Он знает, что я в анонимных, он съездил со мной потом на группу, он был со мной на группе. Вчера группа отмечала День рождения, мы были на Дне рождения, он был со мной там. Это одно из таких серьёзных чудес выздоровления.

Вопрос: есть ли страх остаться на улице, страх старости, быть обузой? Как научиться доверять Богу?

Ответ: ты чего? Какое на улице? Я поняла одно: попав анонимные алкоголики, во-первых, у меня вообще больше нет никаких страхов. Я здесь, я с вами, я не останусь на улице. Меня спонсор, если что, заберёт к себе. Если она здесь, я надеюсь, слышит меня. Спонсор, привет! Это, конечно, шутки. У меня нет таких страхов. Я даже здесь, когда сын мне это все объявил, что «я сдаю оружие, трата-та», я ему сказала, какой-то у нас был разговор, что мы с мужем хотим продать потом впоследствии дом и поехать жить в какую-то страну такую, где солнце. В Германии очень хороший климат для меня и для мужа. А мой сын говорит: «Ты че, а кто за тобой будет ухаживать? Я же за тобой буду ухаживать»? Я говорю: «Сынок, хорош». Старший сын, который в Москве, говорит, что потом я перееду к нему, и он за мной будет ухаживать. Я с мужем всегда разговариваю, еще с одним приятелем, что поедем в дом престарелых. В Германии такие шикарные дома престарелых, я сама там работаю на центральной кухне. Я вижу, как ухаживают за стариками.

Да, это дорого, конечно, это очень дорого. В месяц они отдают по 3 000 евро, эти старики, но мы для этого и платим страховку. У нас есть страховка, я не боюсь. Меня Бог, моя Высшая сила меня не оставит на улице. Если она меня вытаскивала из таких передряг… Для чего? Чтобы потом выкинуть на обочину? Я с вами сейчас. Пункт назначения «Анонимные алкоголики». С этого момента я больше никуда не тороплюсь. Я для себя решила, что все, я с вами. У меня куча телефонов из разных стран мира. И, конечно, я читала правила, чем занимается АА, но я надеюсь, что я не одинока, у меня нет этого страха.

Вопрос: а долго вас отпускало?

Ответ: а потом позвонили гуси: «Когда же тебя отпустит»? Я же сказала, долго. Я ещё не знаю, накроет ли меня ещё раз. Первый раз это было около месяца, второй раз это было уже подольше, и я готова к тому, что, возможно, возможно, меня ещё раз накроет. Я к этому готова. Слушайте, ребят, если мы вспомним историю Билла, я потом вдалась в эту историю, у него были очень частые депрессии. И поэтому депрессия и эмоциональные качели — это то, с чем мы приходим, с чем я прихожу, например, на группы.

Да, мне не полезно ни когда я слишком ликую, я очень веселюсь, ни когда, я слишком скорблю. Я очень ищу этого состояния ровного. Я очень хочу ровного состояния, поэтому отпускало два месяца. Отпустило в итоге, как дальше будет, не знаю, я живу только сегодня. Сегодняшний день прошёл, и, слава Богу, все отлично. Я прожила.