февраль, 2022

воскресенье20февраля20:0022:00Онлайн собрание в ZoomСпикерская, Лариса, 11 месяцев трезвостиТЕМА: Через срывы к Богу. Сурдоперевод. Спикерская транскрибирована20:00 - 22:00 Посмотреть моё время

Вход и подробности

Детали собрания

США, Лос-Анджелес.

Домашняя группа: «Russian AA».

Тема: «Через срывы к Богу».

Спасибо большое всем, кто пригласил меня сегодня. Спасибо большое этой группе замечательной. Группа далеко не местечковая, и я, Лариса-алкоголик, связана с этой группой была с самого начала. Она мне очень дорога. И дорога мне почему… Потому что расскажу вам попозже, почему дорога.

Мне 11 месяцев почти после последнего срыва. В Сообщество я пришла почти уже три года назад. Весь этот путь в 11 месяцев наконец-таки вылились после жутчайшего совершенно разброда в башке: что я здесь делаю, кто я такая, почему программа у меня не работает, что такое срывы, как они мне помогли и как они меня чуть не свели в могилу.

Давайте я вам быстренько расскажу про то, откуда у моей болячки ноги выросли. Естественно из детства, как и у всех, мне кажется, нормальных уважающих себя алкоголиков. Отец – солдат, коммунист и алкоголик. Генетика подмочена была с самого рождения. Я знала, что у нас многовековая традиция спиваться и умирать от этой болезни. Прекрасный вояка, замечательный службист, всегда выходил после любого похмелья. По часам на службу, выбритый до синевы, одеколоном «Шипр» побрызганный, всем давал «прос*аться» по поводу коммунизма, ленинизма. Замечательный работник. И алкаш. Он пил по ночам и пил в одиночку. Пил он очень громко и очень зло. Потому что он всё время кому-то чего-то доказывал, сам с собой разговаривал, ругался, кричал – это мне спать это очень мешало. У меня эта хроническая бессонница, мне кажется, до сих пор присутствует. У меня было конкретное недосыпание всю мою жизнь. Никакие разговоры-уговоры не помогали. У него какие-то свои демоны свои, что там за страхи его мучили всю его жизнь – я не знаю, но он боролся с ними в одиночку.

Утром спать хочется, уставшая, просыпается моя мама, которая сто процентов была с каким-то психическим отклонением конечно же, биполярное расстройство или депрессия – никто в то время в Советском Союзе дремучем, таком глубоком не лечил. Лечили геморрой, но не лечили вот это состояние опустошенности, страха, внутреннего «раздрая». Она выливала это все тоже через меня. Она вроде как подойдет, меня ласково разбудит, потом идет на кухню, громыхать сковородками, орать, кричать, обвинять кого-то, какие-то совершенно чудовищные вещи из неё вылетают. Я сжимаюсь с комочек, думаю, что опять я виновата. То есть один «куролесит» ночью, другая днем – никакой стабильности внутренней, никакой эмоциональной безопасности. Ребенок. Я все время боялась, что чего-нибудь, кто-нибудь, зачем-нибудь, когда-нибудь – и это вроде бы все моя вина.

С отцом отношений у меня особых не было. Он был достаточно замкнутый и спокойный днем, а ночью с его демонами, с его борьбой я его боялась и ненавидела, но я родилась, когда они уже были достаточно пожилыми людьми. Отцу было около 50, маме 40. У меня взрослые брат и сестра, почти 20 лет разницы. А Страна Советов в то время советовала, что секса у нас в Стране Советов нет. Он меня стеснялся, он меня называл малознакомым людям, что я внучка. Потом эта внучка, значит, подрастает, опять ни к селу, ни к забору. Обнаружила зеркало. Смотрю в это зеркало, не понимаю, что оттуда выглядывает. Подхожу к маме: «Я красивая?» В ответ была тишина. Тут мне дали приговор, что я нехороша. Я не знала, что тогда лозунг для матерей, для этих недолюбленных дочек в свою очередь, был, что детей надо воспитывать так, чтобы они об этом не подозревали. Все эти комплексы, все это чудовищное воспитание, плюс ужасающая история нашей страны, все эти послевоенные годы, как воспитывались девочки, как они были недолюблены, как они были испуганы, борьба за этого полтора солдата, когда десять молодых девок хотят рожать. На социальном плане здоровья внутреннего не было у народа. Естественно так воспитывали детей.

Про свои зависимости… Они проснулись у меня рано. Вот эти вот «–голизмы», они были со мной на протяжении всей моей жизни даже без алкоголя. Для меня это был постоянный уход от реальности. Моя реальность мне категорически не нравилась – там было неуютно и страшно. Я придумала себе свою маленькую страну. Сначала у меня был книжный запой. Я научилась читать, туда ушла запоем совсем: пропускала школу, у меня были какие-то свои заначки под кроватью, я там могла неделями отсиживаться. Было очень удобно, потому что меня особо никто и не искал. Потом те же самые запои уже в возрасте, когда я начала подрастать, обнаружила, что такое друзья, что такое «социалка» вся эта наша. Запои были другого плана: это была и карьера, и отношения, это и деньги. Короче, все, что мне нравилось, я делала, закусив удила и в принципе, я многого достигала. Я в принципе работящая девка-то. Но когда я чего-то достигала, мне становилось скучно, мне это было уже как-то неинтересно и я уходила в какой-то очередной запой. Потом приключились 90-е. Я уверена, что многие помнят, какой был бардак. Всю страну обуял животный страх, все или бегут бухать или на какие-то митинги, эти «братки» с цепями и с шароварами, всех убивают, никому за это ничего нет и до этого дела нет. Денег нет, продуктов нет… Я испугалась тоже.

А поскольку внешний мир, социальная наша система никакой безопасности не давала, ну что ж, надо идти к Богу. Я сознательно пошла в церковь, сама покрестилась. Я вроде бы начала пытаться понять, а что это за Бог такой? Но там я слышала без конца очень страшные слова: раба, богобоязнь. Все эти портреты на стенах, которые очень сердитые. Мне конкретно хорошего там не светит, потому что я плохая девочка. Потом меня ж*пой на сковородку обещают в этом царстве-государстве посадить. Мне страшно и мне это не нравится. А если мне что-то не нравится, я от этого ухожу. Лучше представлю, что Бога нет, и я живу сама по себе.

В начале 90-х мы мигрировали, приехали в Штаты. Здесь у нас уже родилась у нас девочка. И я решила, что надо какой-то духовный стержень иметь. Если у меня его нет, то надо как-то прививать ребенку. Пошли мы в другую церковь. Там Боженька был поскромнее. Там все чинно сидели на лавочках, там все было очень культурно. Американцы великие мастера по поводу общественных мероприятий. Там даже концерты какие-то на сцене вроде бы на халяву – ан-нет! Пускают какие-то шапки по рядам в конце службы и надо вроде «башлять». А я думаю: «Жадина какой, Боженька, такой мне не подходит!»  Жаба во мне сидит, не буду никому платить, не годится это никуда. Потом я еще полазила по всяким буддизмам. Там он сонный, ленивый, третий глаз где-то нужно выковыривать у себя – не понравилось. У народа древнего я попыталась найти успокоения душе своей, но там у меня группа крови не та вышла – мне быстро показали на дверь.

В итоге  баба-ягодка опять: «-голизмы» у меня кончились, Бога я не нашла. И я заскучала. Вот замечательно пришла  в мою жизнь бутылка. В то время подружка, ой как мы хорошо сидели, и отдыхали, и смеялись! Она всегда  меня веселила, успокаивала, советовала. Дружба и любовь была совершенно искренняя и взаимная. Все бы было бы хорошо, но пришло в нашу семью горе. В то время я уже забухивала как следует. Отношения у нас с мужем расстраивались, в избушке погремушки гремели уже нешуточные. Потом у нас случилось три смерти в семье, одна за другой. Сначала умирает жена моего брата старшего. Молодая женщина, единственная из нашей семьи, которая относилась ко мне по-человечески. Для меня это совершенно жуткое потрясение было. Потом умирает моя сестра через 30 дней от аневризмы, а через 11 дней мой старший брат от алкогольного инфаркта. У мена на руках старуха-мать. Все та же самая полусумасшедшая, вздорная, эгоистичная, лживая, как я тогда считала, женщина. Мамой я начала ее называть только здесь, в программе.

Вот я сижу с этой болью, не знаю, что мне делать. Инструментов у меня, естественно, никаких нет, в животе дырка свищет, Бога нет. Я начинаю пить и пить я начинаю уже каждый день. Тут-то она меня подхватила. Короткая была у меня карьера алкогольная. Каждодневка меня уже начала опохмелять по утрам. У меня бессонница, ясно море. Встаю в три, четыре утра, делать мне нечего, мне опять плохо, открывать глаза я категорически на этот мир не хочу. Я начинаю пить с утра. Потом вдруг она начала становиться, любимица моя, пакостницей. Пакостить она мне начала конкретно через «блэк ауты». Я вдруг начинаю терять память. Я четко совершенно помню, что где-то я свою красавицу запрятала, но где я ее запрятала категорически не помню. Ни в одном мозгу у меня не шевельнулось, что это звоночек, что это какое-то совершенно ненормальное поведение. Никаких подозрений по этому поводу у меня не было, потому что я очень умна. Я думаю: «Ну что ж, надо записывать с ночи.» Куда это годиться, встаешь и не помнишь? Начинаю писать себе записки. У меня почерк корявый по жизни, а если он пьяный, то это вообще пипец. В итоге я  начала рисовать себе карты. Я дочь офицера, у меня с топографией все хорошо, потому что с кровати слезешь, налево пойдешь, раком станешь, бутылку найдешь – мне так было проще ориентироваться.

Потом у меня с мужем началась игра: кто лучше спрячет, кто быстрее найдет. Этот негодяй невоспитанный начинает конфисковать все мои «нычки-занычки», меня это очень злит. Его недостойное поведение. Мы с ним ругаемся. Я начинаю не только записывать, но я начинаю еще грамотно прятать: в его же собственный пиджак, который он с кармАнами надевает раз в году, прячу в какие-то дочкины трусы. Потому что все, что касается прикроватных тумбочек, шкафов, грязного белья – это уже не прокатывает! Я умудрилась запихать одну бутылку в старый пылесос, причем благополучно забыла об этом. Нашла ее совсем недавно, когда выкидывала его. Кошмар! Это кошмар! Опять-таки, это не безумие, это вроде как нормально – я приспосабливаюсь к новым условиям.

Потом я начала все-таки замечать, что что-то не то со мной. Вроде бы у меня до донышка своего я докарабкивалась. Я понимала, что это ненормальное поведение. Это ненормально, когда тебя муж снимает в кино, когда я корячусь на кровати, никак не могу ногу задрать. Это ненормально, когда меня ссаживают периодически с самолета, потому что я «нажираюсь» перед этим выездом. Это ненормально, когда у меня уже традиция вести бухой машину, когда я врезаюсь в другую машину, я там чуть покалечила другого человека. Это вроде бы всё достаточно качественное дно. Я знаю, что мне с этим нужно что-то делать. Начинаю задавать себе вопрос: может быть я алкоголик? Но эго – болезнь моя. Потому что у меня не алкоголизм, у меня эго-голизм. Вот это вот эго мое неубиенное. Родилось вместе с первым моим вздохом, как акушерка стукнула первый раз по ж*пе, чтобы я орала погромче. Легкие раскрываются, это, наверняка, очень больно, наверняка очень «западло». Я начинаю бояться! Вот он родился мой первобытный инстинкт самосохранения. Я боюсь с той поры всего. Эго мое в этом плане очень помогает, оно меня успокаивает, оно меня защищает, оно мне запудривает мозги.

Эго мне говорит: «Какой же ты алкоголик? Подумаешь, мы вчера перебрали. Сегодня мы будем аккуратнее. Ты будильник заведи сегодня, когда тебе надо перестать пить. И всё! А завтра будешь, как огурчик в пупырышках. Все будет нормально, мы научимся!»

«Ты не алкоголик», – говорили мне друзья. – Ты просто делай как мы. Просто потягивай бокальчик, проводи спокойно время. Зачем ты бегаешь в туалет? Мы же знаем, что у тебя заначка в сумочке. Ты сидишь на унитазе, лакаешь это все, а потом выходишь на рогах и притворяешься, что ты белая и пушистая!»

«Какой ты алкоголик? – говорил мне муж. – Ты просто пить не умеешь вот и не пей. Возьми и не пей. Ты же говоришь, что у тебя сила воли. Покажи мне её!»

Тут у меня начинается три белых коня! Меня раздирают меня в разные стороны: быть или не быть, пить или не пить, алкоголик или нет. В итоге, все мое самолечение, когда я пыталась исцелить себя сама, долго, усердно, достаточно дорого. Перепробовала все, что можно было, кроме бабок и кодировок, не водится такое в наше местности, а то бы я попробовала. За мной бы не заржавело. Вроде бы делать нечего, приперлась я в АА. «Приперлась» не то слово, наверное, я приползла. В тот момент я была уже полностью разобранная, не знала, что мне делать. И вот полупьяная пожилая девочка с кучей всяких игрушек, с миллионом безумных тараканов в башке, начинаю слушать и вдруг мне все нравится! Я слышу свои истории, я вижу, что люди в принципе вменяемые. Они трезвые! Они веселые! И рассказывают вроде бы все про меня. И я думаю: оба на! Может, это моя стая? Может, они действительно меня вылечат? Вроде бы это болезнь, значит, это не моя вина, это моя беда. Хорошо! Болезнь? Лечите! И вот начинается мое потребительство. Очень понравилось новое слово «спонсор». Во-первых, это на халяву, во-вторых, у тебя вроде бы психолог, который тебя всегда держит за руку, успокаивает, вроде как полусливной бочок. Прекрасная схема! И я начинаю пользовать программу.

Вначале у меня розовое облачко случилось, когда я получила какую-то надежду и облегчение вместе с этим. И вот я на это розовое облачко своей розовой ж*пушкой забралась, розовый бантик надела с очочками. Смотрю: всё красота кругом! Всё получается! Я, кстати, стала пить меньше, вроде бы как начинает все вокруг налаживаться. У меня спонсор, которая говорит: «Давай, бери служение.». И вдруг я начинаю пить. Вдруг у меня начинается: «А почему бы нам не отметить это дело? Мое выздоровление. Какое замечательное состояние! Вроде бы чего-то эти алкаши знают то, чего я никогда не понимала.» Потом я думаю, может, я что-то не доделываю.

И «попер» еще один запой – групповой. Я на группах просиживала ж*пу себе по 3-6 групп в день, спикерские, полуспонсоры, какие-то доверенные лица. Я протирала штаны и все части тела себе, надеясь, что количество перейдет когда-нибудь в качество.

Я никак не могла понять механику этой болезни. Почему? Опять-таки, у меня две составляющие: если вдруг в систему попадает яд, то я как вампир – мне не напиться. А если я трезвая, то мне раздирает башку как выпить и как не выпить. Эти две мысли просто сводят сума! Потому что я знаю, что теперь пить-то нельзя. Алкоголики вообще должны предупреждать товарищей, которые приходят в эти комнаты, потому что я, не зная того, начинаю понимать, что я не просто думать не могу, как раньше, но я и пить не могу, как раньше, а пить я продолжать хочу! Я это и делаю.

 Меня увольняют спонсора один за другим. У меня ничего не получается. Эти похмелья, которые раньше были чисто физические, или так, просто похныкать, сейчас это начинает превращаться в каторгу во внутреннюю, потому что я пить, оказывается, тоже не могу! С этой пресловутой первой рюмки, которую я так люблю, она меня вводит в депрессуху сразу же, я начинаю страдать. Потом я страдаю на утро еще больше, потому что обос*алась. Мне надо идти к спонсору, объяснять ей, что да почему. Это значит очередное увольнение. И я начинаю врать! Делала я это тоже грамотно, тоже очень умно. Потому что мне надо как-то выживать. Я эту программу постоянно пытаюсь подстроить под свою многоумную башку! Я же очень люблю анализировать, я очень ориентирована на результат. Если вы мне, тогда я вам, но только после того, как окажется, что это работает. А программа так не работает!

И вот пошли они, мои срывы. Год, полтора… Я никак не могу понять, что происходит. Почему? Я же стараюсь, я делаю все-все-все! Я и служу, спонсор номер 5 меня довела наконец-таки до 12 Шага и просто выпихнула меня в спонсорство. Я начала брать девочек! Мне это тоже понравилось. Девчонки мои, в отличие от их бестолковой программной мамаши, ни разу не срывались. Тем моим самым первеньким уже по полтора года трезвости, а я никак не могу понять, что со мной не так. А со мной было много чего не так. Во-первых, я с первым Шагом своим постоянно пыталась «хитрож*пинск» свой применять. Знаете, как, я иду такая вся вооруженная знаниями о своем состоянии и своим жизненным опытом бороться на ринг к Майку Тайсону, например. Вот он профессиональный боксер. Он коварный, сбивающий с толку, очень техничный враг. У него одна задача: меня укокошить. Но я-то знаю, что я умная, лезу к нему на ринг, научившись каким-то приемчикам. Полностью уверенная, что сейчас я его точно заберу, потому что у меня новые перчатки и я знаю несколько подножек. Тайсон надо мной хихикает, подыгрывает мне, иногда даже дает себя шлепнуть по какой-то части тела. Я никак не понимаю, почему в очередной раз я нахожу себя в нокауте! Каждый раз этот срыв все жестче и жестче становится.

Потом я вдруг начинаю думать, что, может быть, они мне все говорят о полумерах, о какой-то честности. Я думала, что я честна! Я же исполняю все, что мне говорят. Я вроде бы не вру. Что такое честность для меня, для алкоголика? Небольшая маленькая гниленькая мыслишка, но такая цепкая, которая сидела все это время у меня в мозгах, что когда-нибудь с кем-нибудь я безнаказанно смогу поднять первую рюмку. Эта мысль не давала мне двинуться ни шагу вперед, но зато десять шагов назад. Я вошла в разряд той «беспонтовой» братии алкогольной, которая называется «срывники», о которую нормальные спонсоры даже руки марать не хотят. А вдруг я заболею от нее? А вдруг это какая-то заразная срывница. Это нездоровье для спонсора. Поэтому для меня было очень «западло» такой себя ощущать.

Полумеры. Я делала практически все за исключением одного. У нас, смотрю, на группе сейчас много ребят с небольшими сроками трезвости. Единственное, что я не доделывала, вот эти вот 99 процентов я вроде бы «вбухивала» трудолюбие, усидчивость, дисциплину… Я не звонила! Мне говорили, что с первого самого раза ты должна поднять эту тяжеленную трубку и сделать этот пресловутый звонок. Что мешало? А мешала, оказывается, гордыня. И гордыня в моем понимании ни то, что я хожу, задрав нос. Это «Ой, а почему я буду их беспокоить?» Гордыня мне говорит: «Ну ладно, хорошо, не беспокоить. Ты же им позвонишь, а они ж тебя отговорят.» У гордыни, как и у болезни этой, как и у моего эго, столько граней, столько разных симпатичных масок, которые различить можно только, как говорится, расковыряв вот эту вот гордыню. Что это такое во мне? Оказывается, это меня подлавливало

Вот так я с кочки на кочки, в ямку – бух! Эти бесконечные срывы. Оставалась я трезвая 2-3 месяца. Потом я опять уходила в очередной запой. Это было хождение по мукам, это было очень тяжело. Я чувствовала себя полностью безнадежной, что у меня точно что-то не так. Может быть у вас получается, но у меня не получится точно. Я привыкла к мысли того, что если у меня не получается, значит, мне все равно надо как-то приспосабливаться. Я решила, что я буду «бухать» и служить. А вот так вот! Возьму и буду выздоравливать по-своему. Программа «Анонимных Алкоголиков» под именем Ларисы Ивановны. И всё.

 Я начала делать это осознанно. Я служу, делаю все хорошо, я даже где-то подмаливаюсь там время от времени. И я периодически ухожу «в штопор». И вот случился тот самый день, тот самый последний срыв 11 месяцев назад. Мы с семьей спокойно поужинали, разлеглись по кроватям, выключили камин, который до этого был зажжен до этого. Видимо, какая-то искра попала между стенами. Дом начал гореть. Но он горел без вони и гари, потому что это между стенами, вроде замкнутое пространство, было просто тепло и уютно. Но моя бессонница тут пригодилась. Я когда встала и увидела, что там полыхает все… Ой, девчонки, если вы захотите посмотреть на неограниченное количество роскошных мужиков молодых, в униформах, с топорами… Приезжайте в Калифорнию, купите себе дом и к чертовой матери его сожгите. Эти калифорнийские пожарные, 33 богатыря, налетели на мои стены, «расхерячили» все дотла, до донышка, что называется! Я посреди ночи! Жуть! Я стою среди всего этого бардака, испуганная, голодная, уставшая. Утром начинаются бесконечные звонки, приходят какие-то люди. Какая-то суета, беготня. Естественно, ни на какие группы я не хожу, не звоню. Где там мой спонсор, непонятно. Ой, кошмар…

Вечером приходит звонок из страховой: «Товарищи, не волнуйтесь, это просто дефективный камин. Мы вам все сделаем за все заплатим, ремонт сделаем. А вы, товарищи, пока не расстраивайтесь, вам на пепелище жить вредно, возьмите самый лучший отель, поезжайте туда, мы все оплатим, даже жрать вам дадим!» И моя любимая «башка» кричит «Мама! Халявный отпуск! Дождались мы! Ура! Мы не сгорели!» Через секунду у меня во рту была бутылка, так начался мой ежедневный восьмидневный круглосуточный запой. Что там было, я плохо помню. Помню, что было очень плохо, это ощущение тины вонючей, гадости, которая тебя окружает… Я не могу остановиться, я ненавижу все вокруг, включая себя. Я не могу остановиться! Это было страшно. Тогда мне пришло четкое совершеннейшее убеждение и план, что жить я больше не хочу. Категорически не хочу открывать глаза, я хочу впасть в эту алкогольную кому и больше не просыпаться.

На какой-то день ночью я просыпаюсь, начинаю шарить руками вокруг, искать заначку, продолжать самоубийство. А у меня нет ничего под рукой. Наталкиваюсь на смятые бумажки. Я начинаю разворачивать и читать. И ничего не понимаю! Пьяный почерк мой. Написано было: «Боже, пожалуйста, сделай что-то! Помоги или забери! Я больше так не могу!» И что-то мне так стало жалко эту женщину! Бедняга, действительно хреново ей. Я просто молча лежала, вдруг ощутила, прислушавшись к себе, что у меня полностью выжжены внутренности. Это была пустыня Сахара, безжизненная. У меня не было никаких эмоций: ни саможалости, ни гнева. Я уже не кричала в небо проклятия. Не задавала глупые вопросы: «Какого х*ена тебе от меня надо?» Не хныкала в подушку, что я такая бедная-несчастная. У меня было просто пусто.

Вот так полежав, в пустоте этой, в этом вакууме, палец у меня потянулся к телефону, я начала тыкать, попала на группу аа24.онлайн, круглосуточную. Услышала голос человека, который высказывался в ту самую секунду. Это был мой спонсор номер 6. Я попросила этого человека провести меня по Шагам. Мы начали заниматься, встречались мы каждый день. Я плохо понимала поначалу. Мне было приказано не думать. Слышать, слушать, но рот не открывать. Что я и делала. Меня это не особо волновало, меня вообще плохо что-то волновало в этот момент. Вот такая не взволнованная я, оглянувшись на 30 дней назад, мы уже почти заканчивали Шаги, я вдруг с ужасом и с потрясающим совершенно удивлением понимаю, что я не хочу пить. Это проклятая тяга, это проклятье, эта мука, этот кошмар каким-то образом со мной больше не живет – оно отсутствует. Каким-то образом Кто-то это взял и снял. После рождения моей дочери – это, наверное, было самое большое чудо в моей жизни.

Вот тогда пришел третий Шаг. Тогда на меня напала «падучая болезнь». Когда я падаю на колени, с меня текут слезы. Опять-таки это безо всяких эмоций, они просто текут. Я не понимаю, что происходит. А происходило то, что наконец-таки я поняла, что такое Бог, что этот Бог для меня в жизни. Вы знаете, меня в третьем Шаге спонсоры периодически ставили на колени, молитва третьего Шага, этот контракт с Богом: ты делаешь Его работу, а Он выполняет работу за тебя. Вроде бы взаимовыгодные отношения. У меня это не работало. Мне казалось, что это какая-то галочка, перейти на другой шаг и все. Бог для меня – сердитая и наказующая сила, потому что я плохая девочка. С детства такой была. Любить меня не за что. А тут говорят, что Бог – это любовь.

Я вообще стараюсь об этих вещах не думать, мне это не дано. Но, когда я училась в медицинской школе здесь, когда анатомию и физиологию проходила, я вдруг поняла, до какой степени совершенно человеческое тело. Все эти органы, гормоны, ферменты, все эти молекулы, все, из чего состою я – это совершенно потрясающий по красоте своей и по логике организм. Эта система жизнедеятельности. Та же самая Солнечная система с этими планетами, которые во мне сидят. И каждая планета отвечает за свою какую-то деятельность. Они все уживаются как-то в комплексе.

Если у меня болит зуб, всю эту систему начинает трясти, потому что получается дисбаланс в моем организме. Потом я смотрю в небо, в сумасшедшую совершенно галактику. Бездонная! Непонятно, как они не сталкиваются, эти планеты. А там, а там, а там это все работает как-то вместе. Точно так же, как и моя Солнечная система в моем теле. Когда вдруг я начинаю смотреть это на уровне моей собственной клетки, там своя Солнечная система! Там свои планеты, там своя энергетика, свои законы. И опять они слишком логические, чтобы это было ниоткуда и летело в никуда. И вдруг я понимаю, твою мать, я сижу, и я думаю, что я знаю то, что я НЕ ЗНАЮ. И меня это каким-то образом примирило с третьим Шагом, что я это просто отпускаю. Мне моим мозгом, который мало того, что покорежен болезнью, он у меня в зачаточном состоянии по сравнению с  этой мощью и простотой этого мироздания, мне туда лучше не лазить. Но я теперь знаю, что, если я в балансе, если я нахожусь в покое с самой собой, значит, я соответствую этому мирозданию и законам его. Каким-то таким странным образом ко мне пришел мой третий Шаг. Это было с одной стороны от бессилия и от собственной незначимости, а с другой стороны с благодарностью, что мне этого не дано понять. И мне каким-то образом полегчало.

С тех пор мне ни разу не захотелось по-серьезному выпить. Мысли приходят, желания… Я вампир. Я все время должна чего-то поджирать, подсасывать и подкармливать себя. Но, оказывается, есть качественные совершенно состояния, которые можно в противовес этой болезни сделать. Вот эта вот силища, которая хотела меня все время укокошить, оказывается, есть другое, То, что намного сильнее. Ой, об этом можно говорить столько!

Давайте я вам немного расскажу про спонсорство. Все-таки шесть штук у меня их, лапочек моих. Всех очень люблю! Каждый человек из шести был послан мне именно в то время, именно в тот промежуток моего пути, когда мне нужен был именно этот опыт. Естественно, во всех своих спонсоров я влюбляюсь периодически, естественно, всем я хочу быть другом. Естественно, я «созик» помимо алкоголика.

В моем опыте что у меня не работало? Опять-таки, это не потому, что я срывница, это просто на мой характер и на мой уровень заболевания это было то, что может быть не очень пригодилось мне. То, что не работает, я пытаюсь сделать с точностью наоборот, я стараюсь делать с точностью наоборот в работе со своими девчонками. Не работают встречи 1-2 раза в неделю. Не работает! Я хронический алкоголик, я беспонтовая срывница! Меня надо держать за руку и «вздрючивать» меня каждый день! Я делаю это со своими девчонками, которым действительно нужна помощь. Не полуалкоголики, бытовые пьяницы, я говорю про таких, как я. Не работает, когда это спонсорский конвейер. Я девочку одну спрашиваю: «Ой, а сколько таких как я у тебя?» Она: «10-12, не помню». Что значит не помню? Я девок своих до трусов раздеваю, я знаю все про них, как и они про меня. Как я могу им помочь, если я не вовлечена в это эмоционально, и я не имею знаний про то, о чем она думает, что ей нравится, что не нравится, что ее беспокоит, что ее радует? Я считаю, что конвейер точно это не мое. Я конкретно буду забывать, как ее зовут.

Не работало у меня с одним спонсором, она сказала мне «прочитай сама и придешь расскажешь». Прочитай сама что? Большую Книгу? Где нужно каждое слово обсасывать, где каждый параграф – это мощь и глубина и там можно говорить бесконечно? Прочитать сама и «придешь, дашь отчет»? Нет, не работает.

Другая меня заставляла купить кучу фломастеров и каждое слово подчеркивать другим цветом радуги. Эта моя бедная изнасилованная книга, на нее уже страшно смотреть. Это уже неуважение не просто к переводчику (там перевод неправильный). Этот параграф нужно полностью переписать, как правильно! Это тоже дурдом полнейший! Ну хорошо, если это неуважение к переводчику, зачем же не уважать-то книгу!

Не работал метод красной ручки. Наказания закрепляют мои комплексы, мои недостатки. Мне почему-то все время говорили то, что у меня не получается. У  меня комплекс неполноценности по природе своей. Они меня толкают еще глубже в эту дырку, я начинаю любить себя еще меньше. А я и так себя не люблю. Я считаю, что, когда зеленая ручка, когда подчеркиваешь то, что получается, то, что действительно выходит поддерживать, вот этот позитивчик, который дается – мне он был необходим. Мне нужно было отмечать то, что у меня на самом деле выходит. Что я иду по правильной дорожке, что я не совсем-то и безнадега беспонтовая.

Самый большой прикол был для меня, когда меня увольняли. Ой, увольнение! Программа честности. Прихожу я к своему спонсору очередному и говорю, опять обоср*мшись, что мне делать? Не увольняй меня пожалуйста! И тут начинается кардебалет, драматический театр. Сначала идет вздох глубокий: да, конечно, ты меня расстроила. Да, расстроила! Сама расстроенная сижу. Ничего не могу с этим поделать. Я срывница. Потом идёт вкрадчивое: может быть, у тебя «дна» недостаточно? Может, тебе пойти побухать? Может быть, годика через два, екогда напьешься, выживешь, придешь, тогда точно будешь делать программу честности? Как?! Опять туда!? Я только что оттуда вылезла! Я не хочу больше туда! Может быть, есть другие пути? Ну я не знаю. Другие пути, может быть есть. Я не в курсе. Сейчас я пойду к своему спонсору (это значит моя «бабка программмная») «Бабка» тоже руками разводит и идет к своей «матери», своей «прабабке». И вот этот женсовет начинает неделю заседать, на каких-то там высших инстанциях решать, что со мной, паршивой овцой, делать. Я, когда с американцами поговорила на эту тему, они говорят, слушайте, русские, у вас чувства юмора нет вообще никакого. Подхвати ты ее именно с того Шага, где она свалилась. Вернись в третий, поговори и иди дальше. Твоя собачья работа вести по Шагам! Вот и делай это. Но тут я сижу и жду приговора, трясусь неделю. Приговор приходит: «Хорошо, мы тебя не увольняем. Добро пожаловать, «Предисловие». Интересно… Что я там в этом предисловии не видела? Что я там не помню? Я знаю эту книжку наизусть. В любом случае, это чисто мой опыт. Пожалуйста, не обижайтесь, если я кого-то вдруг поранила моим таким жестким подходом. Это чисто мое.

Наверное, я закруглюсь, потому что лучше уж я, наверное, поотвечаю на ваши вопросы, потому что мозги у меня немного запутались. Спасибо, что послушали, очень рада быть с вами!

Вопрос: У меня проблема конкретная. У меня очень сильно в жизни проваливается третий Шаг. Я абсолютно не понимаю, как препоручать. Я по жизни такой человек судорожно готовный. У меня уже скоро 7 месяцев трезвости. Я хочу настроить третий Шаг. Был ли у тебя опыт «проваливания» третьего Шага. Как ты с этим справлялась?

Ответ: Как ты думаешь, почему я срывница-то? У меня третий Шаг, он и проваливался. В этом весь мой комплекс неполноценности, ужас внутри был. У всех срывников и в общем больных по натуре людей, третий Шаг отсутствует. И это нормально. Третий Шаг – Шаг длиною в жизнь. Мне его нельзя торопить, он должен в меня войти, а для этого нужно время. Время не на моей шкале времени. У Него время совершенно особенное, у Него время именно то, которое будет хорошо и полезно мне. Если бы Бог у меня был такой, каким я Его хочу, если бы Он дал мне трезвость с самого начала и сказал: «Вот Я, любите Меня!» Я бы на радостях или забухала, или бы меня отправили на ПМЖ в дурдом. Ибо слишком много новостей в мою больную голову.

А заботясь обо мне, жалея меня, Он давал мне открыться понемножку. Я алкоголик, поэтому мне нужен результат даже не сегодня, он мне нужен вчера. Мне нужно это побыстрее и пожестче. Самое главное, чтобы результат был. Ни работа, ни это мироздание, ни моя жизнь так не работают. Поэтому, если  вдруг у кого-то возникают какие-то вопросы, идите  все в русский фольклор. Наши пословицы и поговорки чисто программная штука: «Поспешишь – людей насмешишь», «Тише едешь – дальше будешь», «Не имей сто рублей, а имей сто друзей». Программа один в один! Так что торопись, не поспешая. Все будет нормально.

Вопрос: Был ли у тебя опыт духовного пробуждения? Поделись, как это было.

Ответ: Не было у меня опыта духовного пробуждения. У меня был опыт безнадежности. У меня был вот этот вот запой, я не знаю, было ли это духовное пробуждение, когда я грохнулась неосознанно (осознанно я на колени становилась несколько раз в третьем Шаге), а когда я встала на колени неосознанно, и когда с меня полились слезы… Может, это был какой-то переход на другой уровень. Переход на другой уровень – это значит духовный рост, он у меня всегда идет через боль, мне всегда очень плохо, когда я это делаю. У меня не было никогда такого, как у Билла: трах-тибидох! И он стоит на вершине горы, обдуваемый свежим чистым ветром, у него все «ништяк». У меня это все через дискомфорт, через какое-то безнадежное и отчаянное состояние. Может, для меня это так. Программа такая индивидуальная, здесь же нет правил! Здесь правило только одно: не морочить голову себе глупостями и не анализировать.

Вопрос: Как избавляешься от своей лени и эгоизма?

Ответ: Я девка по натуре своей работящая. Все, что касается лени, у меня казарменное воспитание, а потом еще и уличное добавилось. С ленью у меня проблем не было никогда. Все, что касается эго, то оно у меня выражается в основном в страхе. Страх этот, первобытный инстинкт – он основа всех моих лучших и всех моих худших действий в этой жизни. Для меня самое главное найти баланс, чтобы мое эго было в соответствии с тем, чтобы я спала спокойно. Бог для меня – это моя совесть. Если я засыпаю с осознанием того, что я не «обпердела» это небо просто так сегодня, не нарушила этот воздух. Вот это внутреннее состояние, что мне не стыдно, что я прожила сегодняшний день, значит все у меня хорошо. А если нет, то я стараюсь тоже не париться по этому делу. Бог всегда дает время для реабилитации, для исправления моих ошибок. В чем Он и хороший у меня. Во-первых, Он не сердитый, если мое эго начинает конкретно шарахать по разным углам, я пытаюсь представить себе: Он сейчас улыбается и говорит: «Молодец, девочка, давай!» Или Он пожимает плечами и говорит: «Вперед, алкоголик! Я знаю, что ты сейчас накосячишь, поэтому Я даю тебе возможность поупражняться в этом великом и чудовищном подарке, который я тебе дал – твоя свобода выбора. Я посижу здесь, понаблюдаю, когда понадоблюсь, ты меня позови. Я буду здесь. Но пока ты решила сама, поэтому вперед, решай, делай и расплачивайся потом за это. Но я буду здесь.»

Вопрос: Как ты справляешься с саможалостью?

Ответ: У меня есть один хороший инструментик. Все, что касается этих эмоций, которые толкают меня в тягу, которые приносят замечательную мыслишку «а как бы не бухнуть и не исправить это положение?» Жила-была собачка. Забегает она в очень странную комнату. Комната  эта вся увешана зеркалами: и слева, и справа, и сверху. Собака ох*енела, потому что на нее смотрит тысячи других собак. Естественно, ее первая реакция – страх. Она начинает поджимать хвост, нечаянно начинает поднимать холку. Она видит, что собаки начинают на нее подозрительно смотреть. На всякий случай она показывает зубы, и вся эта свора собак бросается на нее, начинает ее драть. Эта бедная собака начинает драться со своим изображением, с этими страхами, саможалостью, гордыней, эго – все, что угодно. Защищаясь от этого искривленного сознания. Страх-то не реальный, как и все эмоции, которые заставляют из баланса выходить. Что надо собаке сделать? Хвостом помахать, улыбнуться в зеркало, как в мультике про «Крошку енота». И вроде бы отражение начинает улыбаться в ответ, реальность не такая страшная, какой рисует ее мне мое больное воображение. Мой спонсор замечательный говорит. Что саможалость – это любовь на халяву. Перед тем, как себя жалеть подумать, а что испытывают другие при этом? До сих пор я учусь это одеяло на себя саму не натягивать. Это очень вредные эмоции для меня.

Вопрос: Я отношусь спокойно к тому, что мне могут не прислать ежедневный отчет подспонсорные. Но мой спонсор требовал ежедневный отчет от меня, он передает мне программу так, что я тоже должна требовать его. Были ли у тебя такие ситуации? Как быть в таких случаях?

Ответ: Меня неоднократно увольняли за то, что я не давала ежедневные отчеты. Сейчас у меня с моими девочками все это на волонтерской основе. Я всегда готова им помочь, если нужно что-то проговорить, объяснить, помочь, задать вопрос, я всегда на связи. Помимо того, если я вдруг ночью выключаю телефон. Для меня прежде всего, как для спонсора, добиться того, чтобы девочка моя мне конкретно доверяла. Если есть доверие, значит нет страха. Если нет страха, значит она или я (срывник), она не боится поднять эту проклятую трубку и позвонить. Я знаю, что для меня это были те самые грабли, которые мне мешали зацепиться. Я конкретно не звонила. Я знаю, что ежедневный контакт со спонсором поначалу он необходим. Делать его из-под палки у  меня не получалось. Девочек своих не заставляю это делать тоже. Но я всегда, настоятельно рекомендую с самого первого дня практиковать благодарности. С самого первого дня я начинаю говорить: «Ты знаешь, ты здесь не одна. У тебя есть Ангел-Хранитель, который тебя бережет. Поэтому ты с Ним разговаривай! Скажи «привет» Ему утром, скажи спасибо, что ты трезвая вечером. И попроси о помощи в течение дня. Когда благодарности вечером, тогда поделись, если вдруг что-то.»

Единственное у меня требование к девочкам по поводу ежедневного отчета. Что вначале беспокоит алкоголика? Как бы не «нажраться» сегодня. У нас есть 10-балльная шкала. 1 – это когда пить не хочется совсем, 10 — когда крышу снесло, ты несешься в магазин за бутылкой на всех парусах. Мы занимаемся отлавливанием этого червяка. Это задача на каждый час этого дня. У меня на физическом уровне в солнечном сплетении начинает ворочаться червяк. Слабенький – 1,2 на шкале. Это наши духовные недуги, раздражение, беспокойство, страх и так далее. У меня, как у алкоголика, это начинает вдруг повторяться, эта мысль. И из этого червячка вылезает трехголовый Змей Горыныч, которого ничем не затушишь. Так вот, задача «проговоров» и каждодневного контакта со спонсором, этого червяка душить в зародыше, чтобы он не разыгрался.

       Для того, чтобы этого червяка подловить, нужно сделать эти элементы 10 Шага: остановиться, зарегистрировать его. «Боже, помоги пожалуйста!» Обязательно проговорить или позвонить спонсору. У меня это кодовое название «У меня червяк». Меня что-то беспокоит, раздражает, страшит, я гневаюсь, я голодная. Кого-то обидела? Иди, извинись. Обязательно выйти из своей башки физически: помыть посуду, подобрать мусор, погулять с собакой, кого-то обнять, обнять саму себя! Действия, которые отвлекают от головы, выводят из состояния повторяющейся идеи «ах как хорошо бы сейчас хлопнуть рюмашку!»

Вопрос: Как ты понимаешь осознанность?

Ответ: Я не знаю, как я ее воспринимаю. У меня голова уже устала. Я не знаю, что такое осознанность для меня. Здесь и сейчас – это необходимость. Это даже не удовольствие, это так надо. Но я не знаю, что это, я еще учусь.

Вопрос: Есть ли недоделанные «девятки»?

Ответ: Да, есть. «Девятки» материальные мне дались очень легко. Я платила долги с удовольствием и достаточно спокойно. Всю мою жизнь у меня были очень плохие или совершенно невозможные отношения с моей мамой. Я полностью была уверена, что все неприятности у меня из-за нее, что она меня не так воспитала, недолюбила, что она лгунья, эгоистка, актриса. Она меня не понимает, она манипуляторша, оан делает все возможное, чтобы меня опустить ниже плинтуса. И никакими доверительными отношениями «дочки-матери» там и не пахнет. Я очень несчастна, потому что она не оправдала моих ожиданий в плане нее. Я прихожу в программу и начинаю понимать в четвертом Шаге: бедная женщина, «пахала» всю жизнь, алкоголик муж, безденежье, поствоенная обстановка голода-холода. Про какую заботу любовь и внутреннюю безопасность мы говорим в плане этой женщины? Которая была запугана, которая была недолюблена, которая была несчастна из-за духовного недуга своего. Рождается девочка, которая вроде бы на счастье. Поздний ребенок, мало обращала внимания. Но она старалась, по-матерински она давала мне все, что она могла на тот момент.

Когда она была жива, я не готова была сделать ей «девятку», о чем очень сейчас жалею. Или, может, так надо было. Я перестала планировать или понимать что-то. Пришлось мне делать «девятку»  на могиле. Я делала ее несколько раз с разными спонсорами. Естественно, по традиции просила готовности, потом я писала письмо, потом нужно было его сжечь или закопать, но меня не отпускает. Я об этом думаю каждый день.

Она умерла очень страшно, она умерла от ковида. Она была полностью изолирована в этом госпитале, где никто не подходил. Меня туда не пускали, да я и не особо хотела, потому что все боялись тогда, никто не знал, что за вирус и что там светит от него. Чувство вины страшное! Это чувство вины никак не давало мне… Там целый клубок змеиный был этих эмоций. Эту «девятку» я вроде бы делаю на могиле, а меня не отпускает. Я продолжаю не думать, вина меня не оставила, и мне плохо.

Последний раз проходила Шаги, девятый Шаг, мне спонсор говорит: «Давай, пиши». Я написала, Лариса Толстая! Я же молодец! Я же накатала «Войну и мир»: «Понимаю, мама, какой у тебя был недуг, понимаю, как тебе было плохо. Я тоже была больна. Прощаю тебя за все, что ты мне причинила и отпускаю тебя с миром!» Спонсор почитал, говорит: «Дура ты! В унитаз! Давай доставай бумагу, ручку и пиши.» Я пишу: «Мамочка, дорогая, я тебя очень люблю.» Тут у меня брызнули слезы. Одно предложение – и меня отпустило. Ни на какую могилу я не ходила. Просто когда освобождение приходит – это как плотина.

С «девятками» жить не безопасно. Они меня неосознанно сжирают изнутри. Поэтому готова-не готова – я должна их делать. Готовность приходит во время обеда. Поэтому, наверное, это самая значимая девятка. Я не могу сказать, что полностью освободилась от вины, от недолюбленности, каких-то обвинений, но я знаю, что чувствую себя по-другому по отношению к ней. Да, где-то я ее люблю. Такая корявая дочь.

Вопрос: Когда накрывает осуждение и злость, как ты возвращаешь душевный покой?

Ответ: Десятый и одиннадцатый Шаг – это мои «жо*оспасающие» инструменты. Без этого, ребята, мне хана. Но самое главное для меня зарегистрировать сразу же, немедленно, не раздумывая, прямо сейчас. Я знаю, что это червяк (злость, раздражение, обида, страх) на меня наваливается, у меня есть 5 секунд, чтобы башку ему оторвать. Иначе мне хана! Я алкоголик и больной человек. Мне нужно это сделать сразу «Боже, помоги!» – это единственная молитва, которая спасает меня в такие моменты. Сразу, бегом, не раздумывая, прямо сейчас! И все получается. Десятый Шаг, он как мускулы, его нужно постоянно отрабатывать. Его нужно качать и качать до конца дней моих. Эго мое все равно найдет там, где плохо запечатано или проконопачено, оно туда прольется. Ликвидность этой болезни не может не ужасать и не восхищать одновременно. Она растет вместе со мной, она подделывается под программу, под Бога, молится оно вместе со мной. Вроде бы сейчас пакт о ненападении двух враждующих сторон, но с другой стороны я все время должна расти, иначе мне хана. Я все время должна знать и наперед бежать. И только туда! За мной такая силища стоит, мне стыдно быть злой, испуганной, голодной или уставшей.

Вопрос: Когда нет сил, каким образом ты подзаряжаешь свою батарею?

Ответ: Группа меня очень спасает. На самом деле я знаю, что Бог работает через людей, я убеждалась в этом много-много раз. Эта мощь и богатство, которая дает наша групповая энергетика, она совершенно бесценна. Я почему-то слышу ответы на свои вопросы именно тогда, когда захожу на группу. Это даже не спикерские, хотя там отфильтрованная, гладенькая, причесанная информация. Я слышу конкретно то, что мне нужно услышать. Это моя подпитка. Если моя башка повела меня, то это сигнал: ж*пу в руки и вперед.

Вопрос: Какие рекомендации ты даешь своим спонсируемым? Если они не выполняют их, прекращаешь ли работу с ними?

Ответ: Наверняка, сейчас мои девочки сидят по уголочкам и думают «Ммм, что она брякнет?» Не заставляю их. Я им говорю, что если они не будут этого делать, то пойдут бухать. Их выбор. Я стараюсь не заставлять. Потому что меня заставляли. А чем больше меня заставляют, тем больше мое эго начинает бунтовать, драться и противиться. Алкоголика кто может заставить делать то, что он не хочет? Есть опыт, есть мое доброе отношение и искреннее желание помочь. Книга состоит из одних сплошных обещаний и предупреждений. Там написано, что если ты не будешь делать это, завтра ты будешь хрюкать. Выбор твой.

Вопрос: Справилась ли ты с сожалением, что в твоей жизни не было теплых отношений с мамой?

Ответ: Да, справилась. «Четверка» — это был поворотный момент в моей голове. В этом круговороте, что я думала, что знала о себе и людях. Там мне представилась единственная правильная возможность познакомиться с тем и с кем, кто сидит у меня в башке. Свидание было не из приятных, но с другой стороны это поставило очень многое на свои места, включая мои отношения с мамой. Я уже говорила, что у нас были очень сложные отношения, чувство вины до сих пор меня не оставляет. Но я понимаю сторону ее болезни, ее страданий, ее страхов, ее неуверенности и недолюбленности. У меня на самом деле очень хорошо примиряет. Сейчас я вспоминаю о ней только с благодарностью. Стараюсь напоминать, что я так же должна делать это с любовью.

Вопрос: Как ты училась не обижаться на Бога и принимать со смирением испытания, проблемы со здоровьем

Ответ: Не обижаться на Бога (смеется)? Если бы Он у меня был другой, Он бы меня… Сколько я туда матов, плевков и нехороших вещей заделала в это бедное небушко! Я обвиняла его во всех моих смертных грехах! Бог был у меня жесткий, злой, несправедливый, невнимательный, глухой! Там было все, что угодно. Все дефекты характера, которые есть у меня, я полностью атрибутику делала на мою Высшую Силу. Он, конечно, бедняга, натерпелся от меня. У меня не заржавеет кому-нибудь чего-нибудь сказать нехорошее. Обид у меня было огромная куча: и непоняток, и раздражения, и неприятие, и обвинения. Особенно поначалу.

До того, как я напилась последний раз, на срыве, все время до этого в программе у меня кроме настороженного отношения к Нему не было ничего. А как Ты посмотришь на это? А что Ты мне за это? А почему Ты мне здесь не дал? Я знаю, что Он сидел и улыбался: «Потерпи пожалуйста! Ты должна немножко бурелом своего сознания расчистить, чтобы дать мне возможность зайти в твою башку!» Это взяло время, это именно через срывы я доползла до Него. У нас сейчас любовь, понимание, полное взаимодоверие. Ничего не могу плохого сказать. Наверное, это и есть выздоровление. Дай Бог.

Вопрос: Научилась ли ты любить свою дочь, а она тебя?

Ответ: Вопрос прямо в самую дырочку, что называется. Дочку я пыталась воспитывать по схеме, как воспитывала меня мама. Чтобы не испортить любовью, чтобы не избаловалась, чтобы знала место свое. Чтобы была упорная, жесткая и сильная. Все, что касалось моих отношений с дочерью до программы, они так  и были. Она все время оборонялась, она «колючка» выросла. Ей сейчас 25. Отношения начали у нас развиваться только в программе, когда в «четверке» я посмотрела на себя, что я за контролерша-мамаша, дикобраз, который пытается колючками пробить ту стену, которая мне не по силам. Она от меня ограждалась, потому что мне не доверяла, она меня боялась, она меня во многом осуждала. Отношения у нас были такие же, как и с мужиком моим бедным, который терпел столько лет алкоголика. Она видела мое употребление, она была в замешательстве: а кто же такая у нее мать? То, что не было ни теплоты, ни доверия в отношениях – сто процентов. Никогда не поздно между мамой и дочкой налаживать отношения. За секунду до смерти не поздно.

Когда я вдруг начала практиковать программу, когда я начала менять свое поведение, вдруг начало происходить чудо. Моя зимняя королева оттаяла. Эта ледышка моя вдруг закапала — и мы подружки. Это невероятное чудо! Только потому, что я от нее отстала. Я дала ей возможность быть той, кто она есть, я перестала давить, подслушивать, подсматривать, контролировать, советовать. И вдруг ребенок начал ко мне тянуться. Это ли не Бог, это ли не программа, которая работает! Так что «дочки-матери» – это потрясающее путешествие. Я с таким удовольствием смотрю на наше будущее. Если я буду трезвая, у нас будут прекрасные отношения.

Вопрос: В Большой книге всего две строчки, я постараюсь тоже очень коротко. Как ты относишься к шестому Шагу?

Ответ: 6 и 7 Шаги со мной навсегда. Это именно те Шаги. На американских группах это самая популярная тема. Это навсегда. Потому что от одних недостатков я как бы отделалась, а другие на меня нарастают. Шестой Шаг – осознанный переход в седьмой, это как трамплинчик, который я беру и перехожу в свои списки, которые я ГОТОВА сделать. Я начала подкуривать. Скучно, никто же не отменял «кайфожорство»! Я начала подсаживаться на сигареты. И тут я думаю: это же дефект? Дефект. Это меня напрягает? Сто процентов. Я в шестом Шаге говорю: «Боже, дай мне готовность каким-то образом от меня это отставить. Если уж Ты алкашку от меня убрал, то сигареты точно задушишь». Готова ли я? Нет, потому что это какая-то дебильная форма медитации. Меня это успокаивает, когда я нервничаю или «вздрючивает», когда мне нужен стимул. Я пока все, что касается готовности, как пример, я знаю, что одно срубишь – другое вырастет.

Для меня это путь, длиною в жизнь. Я не боюсь этих недостатков, потому что я знаю, что если вдруг зарегистрировала, что здесь мой косяк, все, что я делаю, это благодарю Бога за то, что Он показал мне его. Завтра я постараюсь сделать по-другому. Это у меня 6 и 7 Шаг. А там действительно очень удобно. Преодоление на каждый и раз – ты уже полпрограммы прошла.

Время собрания

(воскресенье) 20:00 - 22:00 Посмотреть моё время

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *