апрель, 2022

четверг21апреля20:0022:00Онлайн собрание в ZoomСпикер Кристина, 353 дня трезвостиТЕМА: Моё поражение – моя победа. Спикерская транскрибирована20:00 - 22:00 Посмотреть моё время

Вход и подробности

Детали собрания

Украина/Одесса.

Домашняя группа: «Рассвет».

ТЕМА: «Моё поражение – моя победа».

Так. Ну, товарищи алкоголики, всем доброго времени суток, мы начинаем передачу «Спокойной ночи, алкаши». Я Кристина, я алкоголик из Одессы, мне на сегодняшний день 29 лет. Выздоравливаю, как уже было сказано, по-моему, 353 дня, со 2 мая. Тема моей спикерской – это «Мое поражение – моя победа». Очень актуально, хочу всех поздравить, во-первых, с «Чистым четвергом». Для меня это действительно большая честь: в такой праздник вещать о чистоте. Очень занятно получилось. Огромная благодарность Сообществу, огромная благодарность всем, кто находится сейчас здесь.

Начну с того, что я сама выходец, скажем так, из деструктивной семьи: у меня папа алкаш, мама алкоголичка. Все моё детство – это, собственно, избиения, это семейное насилие во всех его формах, это непонимание со стороны одноклассников, общества и меня в целом. Мои родители развелись, когда мне было шесть. Моя мама после такого разрыва отношений пыталась покончить самоубийством, тоже много чего было. Пойти нам было некуда, и мы жили в галимой общаге, где половина дома «мусора», а другая половина дома наркоманы и алкаши, т.е. я прям с детства знала, где я должна, видно, быть.

В силу того, что училась я в «А» классе, т.е. многие знают, что «А» класс – это зачастую престижные семьи, я туда попала «по мозгам», скажем так, и в мою сторону всегда были задирки, что выгляжу я как-то несоответственно, что родители у меня необеспеченные, что я не из полной семьи, т. е. как это сейчас модно называть… У меня был буллинг в школе, да? Типа так, модное слово. Короче, измывались надо мной. Когда надо мной издевались, я пыталась просить о помощи учителя, т.к. ну, мама вдрабадан, там объяснять некому и нечего было. Учитель, естественно, закрывал на многое глаза типа: «Ну ничего, ну это же дети». Мне обрезали волосы в школе, моими вещами разбрасывались по школам, и в какой-то момент времени я подкипела. Я не знала, как справляться со своими чувствами: с этой злостью, с этой обидой. Единственный инструмент, который я могла наследовать от своих родителей – это, конечно, насилие. Я, наверно, перебила полшколы, если честно.

Первый раз, когда я ударила человека – это когда моя мама (мы с ней даже голодали какое-то время, было, что мы могли булку хлеба есть два-три дня одну, маме очень тяжело всё давалось, потому что алименты – фигня, и мама пыталась как-то меня одевать, как-то меня кормить), и, в один прекрасный день, она мне в школу дала свою сумку. Боже, у меня большего счастья в жизни не было! Мне было наплевать, что у меня там семья неполная или еще что-то, но, когда вот мама мне доверила свою вещь, для меня это было как, наверно, для любой девочки типа: «Вау! Пушка! Бомба! Ракета!» Я прихожу в школу на эмоциональном подъеме, думаю: «Блин, класс, смотри! Супер!» И тут я выхожу на перемену… и этим рюкзаком начинают мои одноклассники кидаться. Ну всё, вот тут у меня уже фляга засвистела. Я уже этого всего терпеть не смогла. Понимая, что учителю что-то объяснять до з*дницы, она будет на стороне тех деток, у кого хорошие семьи. И я уже с детства столкнулась с такой несправедливостью в этом плане, да? Материальном. И получилось так, что я в первый раз подняла руку на человека. Я ударила парня, который кидался моим портфелем. Ну и, естественно, на меня написали заявление. Вот так это всё началось. Написали заявление, но я думаю: «Ну хотя бы дядя-милиционер поймет, что надо мной издеваются, я пытаюсь как-то защититься, может хотя бы он поймет!» Ага. Влупили мне административный штраф и сказали, ещё там, по-моему, три месяца, если я не ошибаюсь, отмечаться в детской комнате милиции. А прекрасный школьный психолог дал мне такую характеристику, как «девиантное поведение». Блин, это было первое умное слово, наверно, которое я выучила в своей жизни! «Девиантное поведение» думала, это что-то хорошее, а оказалось нет.

И вот с этой несправедливостью я уже начала сталкиваться. Я поняла, что меня защитить некому. Моим родителям на меня от слова «наср*ть» – это, наверно, мягко сказано. Обществу на меня наср*ть – тоже мягко сказано. И как-то так вот моя жизнь начала складываться с этого. По ночам, естественно, сна у меня не было. Какая учеба, в конце концов. Я может быть очень бы и хотела учиться, но, действительно, когда бессонные ночи, когда я в девять-десять лет бегаю за пьяной мамой по ночам, естественно, какая там учеба? А когда я приходила, если в доме что-то спокойно – мне хотелось просто поспать. И, естественно, до учебы еще, в силу того что я уже перестала уважать всех, уже в тот момент для меня не было авторитетов, в моей жизни появились «плохие» ребята. И я к ним стремилась. Я целенаправленно стремилась к тем ребятам, которые могли физически доказать свою правоту, и я уже… С детства у меня складывались такие впечатления: кто сильнее, тот и прав, т.е. что надо физически уметь себя отстоять. У кого есть деньги, у того всё хорошо. И вот на этой почве начало как-то складываться мое восприятие мира.

И вот контрольный раз, когда мама снова пыталась с собой покончить, засовывая голову в духовку, я к ней подхожу со слезами на глазах и говорю: «Мама, я вырасту и у нас все будет хорошо. Мы не будем ни в чем нуждаться». Но мамины обиды оставались мамиными обидами, она все-таки зависимая женщина, как бы то ни было. У нее были свои сердечные боли, и понятно, что она пыталась сама как-то это всё пережить. Естественно, она не знает, что такое Сообщество, психологи, тем более человек с Советского Союза. И что произошло? Я себе как-то «слепливалась». Я начала общаться с «плохими» ребятами, назовём это так. Ну, как «плохими»? Хорошими ребятами на самом деле. Благодаря ним я хоть могла как-то выжить. Я связалась с плохими компаниями, и, естественно, криминал тоже у меня был. С детства воровать – это вообще прям моё всё, потому что я сижу в школе (ну, не «потому что», а просто мое восприятие, да?) я сижу в школе, всем деткам дают денежки на какие-то обеды, а я сижу одна в классе, пока все обедают, потому что мама не могла мне позволить давать денежки на школьные обеды. И что получилось? Пока мой класс торжественно кушал в столовой, я уже, собственно, «в деле», т. е. пройтись по курточкам, потырить мелочь, еще что-то – с этого у меня всё и началось. Думаю: «Ну, вы ж такие богатые, у вас же всё так в «ёлочку». Ну я решила, что я знаю, что делать. И это воровство меня затянуло, потому что вот это даже чувство адреналина: поймают, не поймают? Фу, фу, фу, страшно! Очень много эмоций в этот момент проживается, очень интересно.

Потом меня, естественно, поймали за руку. Это когда-то должно было произойти, и классная руководительница поступила так, что она меня пристыдила перед всеми в классе. Меня начали чмырить как крысу по итогу. Мало того, что родители алкаши, так я еще и крыса. В общем, прекрасное у меня резюме было. И меня продолжали троллить в этом плане. Я думаю: «Ах, вы меня троллите? Да я с такими пацанами общаюсь, что всем, кто будут что-то вообще мой адрес говорить, я буду делать «физическое замечание». Всё. Это единственный инструмент, который у меня был – насилие. Многие, естественно, меня в школе чурались, кто-то меня держал на расстоянии, кто-то вообще даже не хотел попадаться мне на глаза, потому что полшколы было наказано – это уж точно. Но у меня всегда было правило: я всегда защищала тех, кто был слабее, т. е. если старшеклассники обижали кого-то из ребяток, естественно, я уже за гаражами с пацанами делала «физическое замечание» тому сильному умнику.

И вот так оно шло-шло, я занималась спортом, школа не очень у меня хорошо шла и получилось, что когда-то мне предложили попасть в команду мастеров, потому что по спорту я показывала хорошие результаты. На что мама сказала: «Нет». Мне надо учиться, мне надо в институт, и это тоже было очередное моё разочарование. Я так горела этим спортом! Это было единственное место, где я хотя бы могла выместить свою злость, потому что для меня тренировки больше было (я – волейболист), взяла себе мяч, и я просто реально представляла, что это голова какого-то обидчика, который меня сегодня обидел, и дубасила так, что просто меня аж решили взять в команду мастеров. Настолько я не любила людей.

Ну, и здесь осечка. Я понимаю: школа у меня через ж*пу, спорт «нет», потому что мама так решила. Как это сказать, на все мои какие-то обиды, на тяжелые чувства… Я пыталась и бабушке говорить, что: «Ба, можно я у тебя поживу?» Я не могу, меня это уже всё выносит, потому что мама меня дубасила, как сидорову козу. Почему? Потому что я очень на отца похожа. Вот такой был аргумент, что мама об меня чуть ли ноги не ломала, когда меня била. Рвала на мне цепи, плевала мне в лицо, била меня грязными тряпками и вообще – куда меня только не отправляли. В какой-то момент времени я этого всего не выдержала. Просто не выдержала, потому что это уже выходило за все рамки. Честно, у меня от слёз, от криков, у меня просто, я думала, лопнет голова. От той злости, которая во мне была, подо мной ребра ломались! Ну вот настолько оно всё меня сдавливало, сжимало, что Господи, слава Богу, я не оказалась просто в дурдоме. И получается так, что в 14 лет я решила уйти из дому, и я жила на ж/д вокзалах. И мне, естественно, надо было находить какие-то деньги, чтобы хотя бы ночь в зале ожидания как-то пережить. В тот момент времени я уже научилась ремонтировать мобильные телефоны. Сначала я просто меняла корпуса, потом поехала на радиорынок, попросила у человека стать помощником, чтобы как-то себе зарабатывать. Я зарабатывала себе деньги, я себе там жила и потом, в какой-то момент времени я решила прийти к маме и узнать вообще, как она. На что я услышала: «Чего ты припёрлась? Что, деньги нужны?» Да я уже в тот момент нормально зарабатывала: ну, пацаны дёргали телефоны, я их перепрошивала, я их переделывала, ремонтировала. У барыг скупали, и на тот момент телефон – это была дорогая вещь. Я ей просто положила деньги на стол и сказала: «Я думала, тебе надо», развернулась и ушла. Получилось так, что мама потом перезвонила и: «Ладно, Кристина, я загоняю, возвращайся.» Ну, детская история такая: воровала тоже и по базарам, и все это мне было интересно.

Раньше я алкоголь не употребляла. Почему? Ну, потому, что глядя на своих дурацких родителей, желания вообще не было от слова «совсем». Я думала, что я пойду как по антисценарию, но нет. Мне было настолько больно, и всё, что происходило… У меня в семье было и насилие, у меня в семье были инцесты, у меня в семье умирали от передоза, у меня убили деда, у меня чуть не убили отца (месяц лежал в больнице тоже) – всё было. Насилие было, ко мне приставали – всякое в жизни было. Всё, что можно себе представить – всё было. И когда ещё и бабушка от меня ушла, я думала всё – моя жизнь на этом закончена. И я начала как следует прикладываться к рюмке.

В один прекрасный день я просто проснулась в своей блевоте. Я не помню, как я попала, я как-то залезла на второй этаж на балкон, перевалилась через балкон и просто проснулась в «Блю Кюрасао». И получилось так, что я обратилась за помощью к маме. Я говорю: «Мама, тут сегодня такое событие произошло… я еще во всей этой радости могла захлебнуться как бы». Я говорю: «Мне кажется, мне нужна помощь». Меня отправили в детокс-центр. Меня прокапали, терапии там, медитации, исследования и т.д. и т.п. Всунули мне торпеду в задницу, и я поехала. Я думаю, ну и отлично всё, теперь я как бы не пью, я начну свою жизнь с нуля.

Я начала в свое время работать в игорном бизнесе с пацанами, с которыми я работала – у них были «подвязы» в покерных клубах. Там меня натренировали, и я начала работать в казино. Всё. И я такая думаю: ну опыт работы у меня есть, я хочу начать жить по-новому. Я хочу оставить это всё в прошлом. Многие ещё терапевты рекомендуют сменить обстановку. Ха! Как глупо, оказывается, они это всё рекомендовали. Я нашла контракт на Кипре. Я улетела на Кипр работать в казино. Я уже зашитая, я там фу, прямо готова была перевернуть горы, но! Но как у меня не было инструментов, как проживать какие-то сложности, так у меня их и не стало. Я считала дни. Просто я вспоминаю, поначалу всё нормально, интересно, новое место и т.д. и т.п., но как на любой работе, а ещё и в мусульманской стране с турчанками, нас, славянок, там вообще просто категорически не воспринимают. Мне там хотели и кислоту в лицо вылить, и каблуки мне ломали, и всё, что угодно было. Просто каждый хотел урвать своё место под солнцем. И я не могла стать менеджером по одной простой причине, потому что я не знала турецкого языка и без турецкого языка, соответственно, мне бы не дали мою должность. Получилось так, что я считала дни, когда эта зашивка закончится. Я уже представляла, что я буду употреблять, в каком количестве. Всё, что было не выпито за всё это время. Я вот жду того дня икс, когда я всё в себя это загоню уже наконец-то. Но мне же ж надо было как-то это всё проживать? И в этот момент у меня появились другие зависимости. Я о них говорить не буду по понятным причинам, но зависимый в одном – зависимый во всём. Я думаю: хорошо, бухать мне нельзя, я знаю ещё на чём я могу сняться. И для меня открылся мир других зависимостей, стало тоже очень интересно.

В какой-то момент благодаря своим другим зависимостям, я просрала всё. Я просрала свою квартиру на Кипре, я просрала свою машину. Стрессоустойчивости у меня никакой не было, потому что у меня была и финансовая нестабильность, и на работе нестабильность, и везде вокруг хаос. И, естественно, я не знаю всё это как проживать, и я всё больше, больше, больше погружалась в употребление. В какой-то момент времени, когда уже всё было разрушено, естественно, я хотела покончить с собой. Я сожрала то, что надо, запила тем, что надо и просто пошла в тёплую ванну, чтобы в ней уснуть. Но каким-то образом мой, сволочь, садовник решил прийти ко мне домой полить цветы. Только у этого человека были ключи от этой проклятой квартиры. Он меня обнаружил в ванне и меня, естественно, откачали. Вот такая я нефартовая.

Думаю, ладно, надо дальше двигаться, надо как-то дальше идти, искать другие пути. Нашла другую работу себе в другой стране. Думаю: всё, надо срочно опять менять. Менять, менять, менять, жить по-другому, искать! Но всё равно, всё, что было: все эти обиды, вся эта злоба, что во мне была.. я же всех их, всех этих моих обидчиков тяну за собой! Есть ещё такое классное выражение, даже не выражение, а как притча: идут два монаха через речку, и стоит женщина, не может пройти речку. Один монах взял её на руки, перенёс, и они вдвоем дальше пошли. Другой монах подходит к первому спустя неделю и говорит: «Слушай, ну это же прелюбодеяние, ты же прикоснулся к женщине, ты же её перетащил!» На что тот ему говорит: «Я её перетащил еще неделю назад, а ты с ней идёшь до сих пор.» И вот я тот человек, который до сих пор со всеми этими обидами как-то ищу какие-то инструменты. Ну инструменты-то очень простые. Всё, что я видела в своей жизни – это обмануть, украсть, замутить, плюс я аферист ещё помимо того, что крупье. Это, естественно, я и подтасовывала карты, и своих клиентов садила… И вообще я не знаю, как меня не нашли в лесу в разных пакетах. И вот начался прекрасный период в моей жизни, когда начало происходить поражение. Т.е. ещё пока у меня были деньги, пока у меня была работа, я еще как-то могла закрывать эти дыры, я ещё как-то эмоционально могла себя подпитывать, что «ну ладно, куплю себе какой-то классный костюм или ладно, могу ещё тем более своё вещество себе приобрести». Вообще проблем нет, всё классно.

И вот начался карантин, и я вернулась в Украину, потому что все казино закрылись. Мне пришлось вернуться, потому что платить сумасшедшие деньги за аренду квартиры, за коммунальные услуги я не видела резона. Я вернулась в Украину, но я привыкла жить на широкую ногу. И вот мои запасы все закончились, и я начала работать в рыбном магазине. Боже, моя гордыня чуть просто… я чуть с ума не сошла! Раньше имея должность (ну по итогу это закончилось тем, что я работала уже генеральным менеджером в казино), вокруг меня миллионеры, т.е. и я начала себя отождествлять с такими же успешными людьми, а не то, что я просто работник казино. Я думала, что всё, я теперь в теме, это теперь мои люди, и я теперь уже вот не та Кристина, которую чмырили в школе, потому что вся моя жизнь заключалась в доказательстве. Я вечно кому-то что-то хотела доказать. Я хотела доказать одноклассникам, что «да вы все мелочи с фонтана, я вот с пацанами при авторитете, при бабках, а вы все просто чепуха галимая!» Я хотела доказать маме, что «мама, у меня всё получится, я стану успешной, все дела». Но выполняя каждый мамин запрос, у неё появлялся новый, и я поняла, что там доказывать бессмысленно. Я хотела всегда быть просто успешным человеком, иметь семью, иметь отношения и стабильность, но во мне этого нет. Я человек импульсивный. И что произошло? И вот я вернулась в Украину, и я столкнулась с жестокой реальностью, что я уже не та, кем я была, я вообще работаю в рыбном магазине, работаю за какие-то 15 долларов в день. Я приходила домой и мне просто через день хотелось вскрыться.

Боже, неужели я опять вернулась туда, откуда я пришла? Мне было страшно. Просто страшно, что я не могу позволить себе ту жизнь, которая у меня была. Закрывать свои эмоциональные дыры всем этим, потому что деньги для меня тоже были веществом, которые меняли мое эмоциональное состояние. И я просто начала улетать всё дальше и дальше, погружаться всё больше и больше в чувство жалости к себе. Вернувшись в Украину, я вообще чувствовала себя проигравшей, что всё: я всё просрала, все свои возможности, что, Боже, я теперь работаю в рыбном магазине! Я прихожу каждый вечер домой, а от меня так воняет рыбой, что я только захожу, мой кот сознание теряет просто. Господи, а мне от самой себя аж запить хотелось. Вещи эти не выветривались, эти ужасы. Потом произошло ещё событие, что моего отца избили. Избили так, что ему сломали рёбра с двух сторон, отбили печень, верхнюю и нижнюю челюсть, сломали нос, глазницу – он еле выкарабкался. И когда я узнала ещё, кто это сделал, тут я вообще отлетела. Я сразу подключила все свои старые контакты: всех своих воров, бандитов, чтобы найти эту тварь и выпотрошить его просто на площади. И я ещё больше улетала. Ещё больше появлялось проблем, и я сама их себе создавала.

И всё пришло к тому, что я дальше и дальше погружалась в эту жалость к себе, в это чувство вины, несправедливости, обиды, во все эти вещи. Я начала употреблять все больше и больше, больше и больше, а перед тем, как попасть в реабилитационный центр, я вообще просто пила, наверно, недели 2. У меня стоял ящик вещества, я просто открывала глаза, заливала их и дальше спать. Открывала, заливала и дальше спать. Я не могла принимать ту реальность, которая вокруг меня, я не могла принимать всё то, что вообще в моей жизни происходит. И в какой-то момент времени, в момент вот этого последнего употребления, я еще и подпустила к себе человека, на которого я раньше не то, чтобы не посмотрела, я бы не села, извините меня, пожалуйста, срать на один гектар! И я ещё с этим человеком переспала. В моей жизни никогда не было замужества, никогда не было детей, я всю жизнь по карьере и занималась своим становлением. И закончилось тем, что вот от такого человека (ну дай, Бог, ему здоровья – он дал мне почувствовать это дно), я ещё и залетела. И тут я просто села на ж*пу. Голова, естественно, рассказывает, что «ну это же ребёнок, это же ж убийство, не имеет значения, фу-ты ну-ты!» Здравомыслие говорит, ну кого я могу воспитать, я сейчас еще хуже, чем мои родители! Я не могу себе этого позволить. Я поехала на аборт. Сделала я этот аборт. Бухать я не могла в это время, потому что таблетки были три дня, но эти три дня я просто думала, что я сойду с ума: эти боли, это всё. Вот слава Богу, это всё медикаментозно обошлось, что я как-то вовремя услышала свой организм, что что-то со мной не так.

И опять в запой! Опять в запой, потому что когда я увидела себя в зеркале, во что я превратилась – я выглядела приблизительно как, вы знаете, вот есть бомж-алкаш? И у него всегда есть верная напарница. Вот я именно была та! И всё, и когда я уже увидела себя в зеркало спустя эти три недели:  запухшая, заплывшая, я свою жизнь не ценила, мне было наср*ть умру я, не умру, честно. Мне было настолько наплевать, я сама просила о том, чтобы я сдохла. Я даже больше скажу! Я даже молила на пляже с криками, когда мне не удалось с собой покончить, я просто сидела на пляже и орала в слезах что: Господи, чё ты ко мне придолбался, я не хочу жить! Вон есть дети, которые болеют в больницах. Их любят, родители за них трусятся. Дай ему лучшему мою жизнь, пусть он себе живет. Или дети, которые не рождаются в прекрасных семьях, да дай им возможность родить, а от меня отчешись – я не хочу жить! И почему ты мне не даёшь умереть?! Реально, я если сейчас перечислю, сколько раз мне Бог не дал умереть – это катастрофа. И мне ничего не хотелось. Но единственное что мой детский мотив был – это чтобы просто мои родители мной гордились. И я думаю, если я сейчас так с собой закончу, мама, наверно, расстроится – это была моя последняя первичная мотивация, ещё в надежде как-то поменять свою жизнь, хотя бы попытаться вернуться в какое-то состояние первоначальное.

Я попросила о помощи. Я говорю: «Мама, всё, мне крышка. Вот честно! Или вы мне находите врача, потому что я не везу, что со мной происходит, или я просто куплю себе енота и уйду в закат! Всё, уже как-то доволоку свое существование, потому что всё.» Я реально хотела от мамы даже получить разрешение купить енота и уйти в закат. Всё потому, что она была моей последней надеждой на моё выздоровление. И вот я попадаю в реабилитационный центр, потому что без реабилитационного центра, честно, я бы не выкарабкалась. У меня очень много зависимостей, меня кумарило, меня кошмарило, я не могла бы просто этого всего сама физически пережить. Эти бессонные прекрасные ночи в кумарах – это вообще «наилучшее», что было в моей жизни. И вот я прихожу на первое собрание, потому что при этом центре у нас были группы.

Я прихожу на свое первое собрание, я смотрю и думаю: «Не, ну я, конечно, прошу о помощи, но здесь же, по-моему, все в натуре уже какие-то сектанты. Чё-то о Боге разговаривают, чё-то ещё». По итогу моего употребления у меня долги перед МФО, у меня долги перед бандитами, вообще просто все сферы жизни разрушены, и меня вообще ищут. Мне там думают, как ноги ломать, а тут «давайте поговорим о Боге». Я такая: «О ком?!» «Ну, о Боге.» Я говорю: «Это вот о том парне, который дал мне такую прекрасную семью, дал мне такое прекрасное детство и такой прекрасный социум? Вот о том парне?» Да не, думаю, идите вы все знаете куда? И такая сказала: «Нифига!» Я хоть и была на дне, но ещё была даже в сопротивлении. Потом мне говорят: «Кристина, надо хотя бы во что-то верить. Верь хоть в табуретку». Я думаю: ну, это вообще какое-то! Просто это вообще какие-то сектанты, ей Богу, вербуют! У меня тут проблемы, а они мне: «Давайте поговорим!» Я им говорю, я не знаю, как прожить это всё, а они мне: «Бери Бога». Я думала, в натуре какие-то конченые, ну ей Богу! И получилось так, что первое мое собрание – это было просто фиаско, честно. Я просто сижу и думаю, я и засыпала, я и выходила на перекур, и думала: Господи, когда эта шляпа закончится?

Потом как-то в ребуху к нам пришли впередиидущие ребята, которые по 10-12 лет выздоравливают. И вот тут у меня, наконец-то, началась какая-то мотивация, потому что я зависимая, мне надо пощупать, мне надо потрогать и может быть тогда я пойму. И вот пришли эти впередиидущие, которые выглядят хорошо, жизнью своей рады, счастливы. Я думаю: о, а вдруг! Т.е. моя голова, наконец-то, усомнилась. Я думаю: ну хорошо, ладно. Так как у меня есть еще параллельные зависимости, я себе такая думаю: хорошо, поиграем в игру под названием «выздоровление»! Я всё равно была в торгах касательно Сообщества, я думала, что может мне дадут какую-то таблетку, может ещё что-то там. Какие-то психотерапевты, танцы с бубнами, и я такая «Эге-ге!» И вот я вернулась в базовое состояние. Но, нет. Я начала ходить на эти собрания, начала верить в «Металлику», потому что мне, когда сказали, верь хоть во что-то, я решила всё: тогда слава «Металлике» и да пребудет Хэтфилд! Потому что «табуретка» как-то сильно абсурдно, «макаронный» Бог уже неактуально, будем верить в «Металлику».

И я начала по чуть-чуть молиться. Решила пробовать себя в этом, потому что мне говорили: делай «как будто». Ну что это за бред вообще?! У меня же два высших образования, в конце концов, карьера, какие, нахрен молитвы?! Надо идти, делать, но как обычно, я ж человек деятельный, я ж зависимая, ё-мое, мне всегда надо что-то делать, а из-за того, что мне всегда надо что-то делать – я нахожусь в таком *чке. И в общем я начала молиться «как будто». Думаю, ну хорошо, допустим, есть там Кто-то наверху, кто меня любит. Он всемогущ и ещё Он мой друг. Ну, хорошо, я ж зависимая? Зависимая. Я могла поверить, что употребление поможет мне в жизни? Могла. Чё, я не могу поверить в какого-то воображаемого друга, да? Да не фиг делать! Думаю: хорошо. Начала заставлять себя разговаривать. «Молитва, молва» – старославянское слово «разговор»: поговори сама с собой. Вообще без проблем! Ну и представляю, что тут кто-то сидит, кто-то Некто. Представляла, что это Хэтфилд, конечно, и с ним разговаривала. Молилась, короче. Прошел месяц, и чё-то мне даже Сообщество начало нравится. Плюс я начала уже медитировать, я начала молиться, заставляла себя поначалу. И в какой-то момент времени я решила написать письмо Богу. Все свои обиды на него, все свои предъявы. Я считала, что он гад ползучий. И я начала медитировать. И в ходе медитации мне пришли такие ответы, которые меня аж напугали.

Я не знала, кто мне это говорит: или здравомыслие, или безумие, или опять… вообще не могла понять. Мне сказали одно: «Кристина, Бог был всегда рядом.» Да ты шо?! Да ну не гони! И где же ж? Он говорит: «Он благословил твоих родителей на этот брак, а всё остальное – результаты их действий.» Когда я в два года чуть не умерла от двухстороннего воспаления лёгких, потому что папа убуханный лежит, «Rammstein» слушает, а бабушка звонит папе: «Где Кристина?» А папа говорит: «Она в кроватке, спит.» Бабушка: «Кристина?! Спит? Ха!» Прилетела, а я уже пфф, я уже откидываюсь в кроватке просто. И моё первое детское воспоминание – это капельница и карета скорой помощи. Вот это моё первое детское воспоминание, и бабушкин голос там где-то на заднем плане. И Бог мне сказал: «Вот там Я был.» Потом мне было четыре года, я ночью просыпаюсь: стекла разбиты, всё разбито, кровь по всей хате, ни мамы, ни папы – никого. Я испуганная (третий этаж), одеваюсь, и я хотела выпрыгнуть с балкона, чтобы пойти искать маму. И я реально перелажу через карниз (какой инстинкт самосохранения, я, по-моему, тупой ребёнок была всю свою жизнь), и соседка увидела, что я куда-то лезу. Соседка такая: «Кристина, ты куда, бл*ть?»

– Я иду маму искать!

– А, подожди, вон твоя мама на горизонте!

Поняла, наверно, что у меня уже совсем всё грустно. Позвонила опять моей бабушке, моя бабушка как Чип и Дейл со скоростью (наверно, она была побыстрее гепарда, я думаю, в этот момент) пришла и вытащила меня с того балкона. Бог сказал: «Вот там Я был.» Потом мне 9 лет. Не, не 9, вру, 7, мои родители ещё тогда жили вместе. Мама с папой прикладываются, мы на причале, я играюсь возле воды и меня волна утягивает. Я тогда ещё плавала как г*вно просто, не тонула в воде, а вода меня забрала с собой. Ну я думала, всё, мне пипец, до свидания! Но нет, опять появился кто-то и вытащил меня из воды. И Бог мне сказал: «Вот там Я был.» Потом, когда я пыталась покончить с собой и пришел вот этот несчастный садовник, который меня вытащил опять. Бог говорит: «Вот там Я был.» Когда я подтасовывала карты, если бы кто-то меня заметил, меня бы просто нашли в лесу разных пакетах. Бог говорит: «Вот там Я был.» Что я до сих пор не сижу в тюрьме за все свои деяния, а дел у меня очень много! Бог говорит: «Вот там Я был.» Когда я исполняла всю вот эту шляпу, я же просто напрашивалась на то, чтоб меня или убили, или меня закрыли, или что-то со мной случилось, но Бог ничего мне не дал этого прочувствовать. За что, почему? Я не знаю. Наверно в силу того, что я была тупым, неведающим ребенком и просто действовала на своих инстинкта. Бог мне это всё прощал. И тут я села и думаю: а таки да. Ну глупо это отрицать. Думаю, что у каждого из нас есть такие прекрасные истории, когда думаешь: Господи, да я ж должен был сдохнуть, или меня должны были посадить, или еще что-то… Вот там был Бог. И прощал Он мне всё по моей незнанке, потому что я действительно свято верила, что я поступаю правильно. Что произошло дальше? Вот прошел первый месяц моей чистоты, и я думаю: блин, ну да, где-то ж всё таки кто-то есть, ведь уже много тех ребят, с которыми я двигалась по жизни, уже их черви, наверно, съели, а я еще здесь. Угу, прикольно. И тут по чуть-чуть начала мне вера простреливать.

Я думаю: ну хорошо, теперь мы поиграем в игру «не можешь победить – возглавь!» Я взяла служение после первого месяца чистоты. Я начала вести группы для того, чтобы чувствовать идентификацию с людьми, потому что мне сказали, что это очень важно, что мне надо слушать каждого и пытаться найти идентификацию. Я говорю: «Хорошо, хрен с ним, беру служение». Ну всё, потому что свалу нет! Я села, взяла преамбулу, я уже не могу пойти покурить, поспать, в носу поковыряться или просто чем-то позаниматься. И получилось так, что я начала слышать людей. Думаю: да, этот похож, и этот похож, да, это мне отзывается, это у меня было. Ага, а как ты прожил? Прикольно! Потом пошло реально выздоровление. Ну как выздоровление? Хотя бы осознанно мне чего-то хотелось.

Затем начался третий месяц моей чистоты. У меня панические атаки. Вообще не могу понять почему, что, как? Просто начались панические атаки. Меня кумарило страшно! Но справились: таблетку под язык, никаких не наркотических, обычной валерьянки две таблетки перед сном, чтоб начало по чуть-чуть отпускать. У меня даже всё моё нутро сопротивлялось тому, что происходит здесь: не только голова, еще и физика. Потому, что голова привыкла свои вопросы решать одним образом, а тут же программа духовности, надо делать как-то по-новому. И у меня тут такое: бууэ, коктейль, и меня просто рвало.

Самый сложный период у меня был, когда я уже вышла из центра. Я там была шесть месяцев. Самое сложное было – это когда я столкнулась с социумом. Я поняла, что оказывается, моя проблема нифига ни в употреблении. Я начала сталкиваться опять со сложностями, начала опять сталкиваться с социумом, с этой несправедливостью и меня опять начала трухачить так, как меня трухачило раньше. Я начала париться, думаю: Господи, что же ж мне делать? И мне было еще хуже, чем в употреблении – вот в чём парадокс! В том-то аду я всех знала, всех своих чертей и все правила этой игры я знала. Как сейчас жить по-новому с этими людьми, я в душе понятия не имею. И тут я поняла, что мне надо писать Шаги. Причём я их сначала решила писать, чтобы доказать, что программа нифига не работает, а потом прям втянулась. Я нашла себе спонсора и моя огромная ему благодарность, потому что я всегда могла позвонить, сказать что то, то, то… Но нашла я спонсора уже после того, когда я в чистоте хотела повеситься, потому что, когда я вышла из центра, я жила просто в деревянной будке, где не было ни электричества, ни воды, ни туалета. Зимой! Вообще шляпа уссатая, ей Богу! Мне, чтоб пойти в центр (я там волонтёрила) надо было шаляпать 15 километров. Просто у чёрта на куличках! С этого начиналось моё выздоровление.

Я упала опять в чувство жалости к себе, что в прошлом была такая прекрасная жизнь… Мне казалось, что даже в употреблении не так плохо, чем где я нахожусь сейчас. Я уже сидела, смотрела на трос от якоря и думала: вот на нём бы вздёрнуться уже, прям там на пирсе и пошло всё в баню! И тут каким-то чудом на Рождество меня взял спонсор, и мы начали работать. Мы начали прописывать эти циклы неуправляемости, всю эту инвентаризацию и я поняла одно, что, оказывается, это не люди виноваты. Оказывается, во всем виновата исключительно я. А в чём я виновата? Только в том, что я не умела это всё проживать. Происходят обычные события, а какие они, позитивные или негативные – это уже я решаю. Я могу включиться в хамство, а могу перевести на шутку или вообще никак не отреагировать и пройти мимо. Но в момент моего употребления и до уже этого финального взрыва, я могла решать только всё с позиции негатива. Мне казалось, что все хотят мне сделать плохо, что все меня хотят обмануть, даже если кто-то ко мне хорош:  с*ка, что ты от меня хочешь? Если кто-то мне делал комплименты: падла, льстит! Снова тоже что-то от меня хочет. Я не верила в бескорыстность, я не верила в честность, не верила в доброту, я считала, что все люди меркантильные, озлобленные твари и вообще биомусор. Я никого не воспринимала, подпустить кого-то к себе? Да Христа ради, ни в коем случае. Но в этой программе я начала доверять. Я начала честно говорить, кто я. Без всяких этих, без «фасфона». Я начала честно признаваться, что со мной не так, где у меня болит, что у меня происходит. И в этот момент, когда ко мне пришёл инструмент честности, там и началась победа, потому что после моего поражения я поняла, что мне уже обманывать нет смысла. Толку, что я приду к врачу, скажу, что у меня ж*па болит, у меня там геморрой, но мне стыдно тебе сказать, что у меня геморрой, поэтому давай-ка у меня зубы болят. Хорошо, давайте лечить зубы. Лечит зубы, а ж*па всё равно болит. Также здесь, пока я честно не признаю своё поражение, этой честностью не прострелю свою гордыню, пока вольфрам с башки не собью и реально не скажу кто я и что я, и ЧТО я реально из себя представляю, не будет этого выздоровления, потому что эго будет думать: «Да, я не такой конченый алкаш или я не такая конченая, как этот, или как этот…» Сравнение – нет в этот момент выздоровления. А когда я стала говорить честно после такого фиаско – здесь началась победа. Потому что наконец-то я начала честно говорить: да, я такая.

Да, я могу злиться. Я могу честно людям говорить без страха оценки, всякой шляпы. Я перестала бояться, потому что как говорят, страх – это отсутствие веры. Я знаю, что сейчас у меня есть могущественная, охреневшая сила, которая покруче любого криминального авторитета. И Он спросит, если тот может ещё съехать с базара, Тот реально спросит рано или поздно. Чё мне бояться? Бояться нечего! Угодничать? Не хочу тратить на это свой ресурс.Спустя чистоту у меня появилась любовь к себе. Оно не сразу приходит, со временем в ходе работы начинает появляться самоценность, потому что у меня не только дефекты характера, у меня есть и сильные стороны. И вообще, оказывается, дефекты моего характера – они нихр*на не дефекты, и что мои и позитивные стороны иногда шляпу вытворяли. У меня проблема гиперчувствительности. Реальная проблема, которая может исказить любое мое качество как кривое зеркало. Вот только включается моя болезнь, всё – я кривое зеркало. Как это происходит: вроде бы трудолюбие, хорошее качество? Хорошее. А включается гиперчувствительность моя, что всё, мне надо переключиться срочно на что-то, я трудоголик уже, и до тех пор, пока у меня дым из ж*пы не будет идти, я буду работать. Гордыня. Боже, какое страшное качество! Фу, фу, фу, ужас! А хрен там! Я благодаря гордыне чуть пару раз не сорвалась. Благодаря ей, точнее, я НЕ сорвалась. О чём речь? Я подхожу как-то к витрине, где алкашка стоит и я такая: Господи… И стою, и плачу. Вот реально, я аж плачу! Смотрю на неё и плачу. Потому что мне гордыня говорит: «И что? Чепуха! Щас нажрёшься, а завтра скажешь в Сообществе: всё один день чистая, сдулась, да?» И я стою и плачу от бессилия, что думаю и гордыня в этот момент права, и жить как-то надо. Вроде бы дефект характера? Дефект. Но позволил мне сорваться? Всё зависит от того, что у меня нет баланса. Все вот эти мои так называемые дефекты – это были мои инструменты, чтобы выжить в той агрессивной среде, в которой я была и без них я бы не выжила. Но позитивные стороны – они также присутствуют. Проблема в том, что у меня ни в чём нет баланса, я всё довожу до абсурда, т.е. если злиться – то до гнева, если влюбленность – то до безумия, я всё сгущаю – у меня есть только черное и белое, у меня нет золотой середины. И я всегда себя раскачаю до масштаба, что или я вторая после Бога, или «о, Господи, прикончите меня, всё – я унылое говно». У меня нет пограничных состояний, когда эти эмоциональные состояния у меня начали по чуть-чуть выравниваться, мне казалось, что впадаю в депрессию. Почему? Потому что у меня «болезнь замороженных чувств» – я могу чувствовать только когда у меня эйфория или когда у меня депрессия: у меня два состояния. А тут обычный ровный день, с*ка, скучно! О, мне что-то сказали, всё, и голова включается. Но эту пустоту научила меня заполнять программа. Служение, прописание, самоанализ – очень сильный инструмент.

Испытываю я огромное чувство сожаления в Сообществе, когда приходят люди и говорят: «Я конченый алкаш». И с такой, с печалью. Я сегодня могу заявить: «Нифига себе, пацаны, вы знаете кто я? Я конченый, выздоравливающий алкаш! Я вообще, с*ка, Х-men, бл*ть! Вы знаете, сколько моих собратьев лежит в могилах? Вы себе представить не можете, сколько не доходят до Сообщества! Вы себе представить не можете, скольким людям Бог не дает уже больше шансов выздороветь, а я мало того! Я вообще, меня можно в «Красную книгу» вписывать! Я прожила три жизни, а то и четыре, то, что не может себе априори позволить нормативный человек сделать, да я – нефиг петь! Я еще при этом жива, и при этом ещё у меня офигенный опыт. Я была в аду, в самом настоящем аду, а сейчас я иду к свету и мне уже не страшно снова в этот ад упасть (ад я в каком плане имею ввиду, что даже если какие-то сложности сейчас в жизни происходят, я в чистоте за полтора месяца похоронила двоих родственников, меня обвинили в воровстве, у меня в стране война, но я была в ТАКОМ аду, меня настолько закалило, что даже сейчас всё происходящее мне уже не страшно) там всё страшное было, позади.

И самое главное в том, что я реально не знаю, что сейчас может произойти, какое должно произойти событие, чтобы я снова решила вернуться в тот ад. Я знаю, да, сегодня плохо, да, всякое бывает: родители умирают. Вот стою возле гроба своего дяди. Бабушка, зная, что я выздоравливала, говорит: «Ну что, по 50 грамм за упокой?» Я говорю: «При одном условии». Она: «При каком?» Я говорю: «Вот если он сейчас встанет из гроба, тогда я выпью.» Она: «Ну этого же ж не будет». Я говорю: «Се ля ви!» Не решает никакие мои проблемы употребление. Я благодарна употреблению, попрошу заметить, я очень благодарна своему употреблению, потому что если всё, что в моей жизни, весь тот, Господи, прости, но п*здец, который происходил, я переживала в чистоте, без употребления – я бы закончила в дурдоме, на Воробьёва, реально с какой-то шизофренией, или биполяркой, или еще чем. Я бы с ума сошла! Употребление – я его люблю, и оно меня спасло, моё употребление, потому что оно мне помогало обезболиться и прожить всё то, что происходило. И сейчас то же употребление привело меня в Сообщество, когда я уже почувствовала своё дно, что у меня же всё, у меня земля под ногами горит. Моё вещество показало мне другой путь в жизни. Вот в чем парадокс! Когда многие говорят, что, Боже, какое плохое употребление – оно офигенное! Я ему благодарна, потому что если бы не моё дно, если бы не моё вещество, я бы никогда не узнала о том, что есть такое Сообщество. Если бы я никогда не узнала, что есть такое Сообщество, я дальше также бы на крепежах, на зубах – и возможно бы уже висела в петле, пока всё это проживала. Но моё вещество показало мне Шаги, оно дало мне людей, которым я могу доверять, оно показало мне другой путь в жизни. И на сегодняшний день я могу смело заявить, что я не променяю ни один конченый свой день в чистоте на тот один день в употреблении.

Никогда в жизни больше не хочу я (конечно, я не зарекаюсь, я не хочу зарекаться от срыва, тут как от судьбы и от тюрьмы), но сегодня меня в употреблении не будет. И сегодня я научилась прощать, даже невзирая на весь тот пипец, который у меня происходил, я начинаю смотреть с другой стороны. Не со стороны жертвы, потому что я ж постоянная жертва, меня все хотят обидеть, мне все хотят сделать каку. Я на сегодня на это смотрю с позиции ученика, с позиции понимания, с того, что мне Бог хотел показать, что я должна была понять в этом событии, что моего, во-первых, в этом событии. Я зависимая, я не знаю своей границы, не знаю границ другого человека, почему-то проблемы другого человека – это и мои проблемы, хотя это не так. Но я не чувствую границ, только сейчас я начала их немного хотя бы отстреливать. На сегодняшний день всех тех обидчиков, которые сделали мне пакости в жизни простила. Да, я не всех могу искренне простить, не всех. Есть такие, которые так мне насрали, что я вижу, как они горят в аду и черти их в ж*пу имеют, некоторых из них. Я не могу их простить, но у меня есть Друг, который может их простить. Я могу этого Друга вместо себя просить: «Пожалуйста, прости их, я не могу. Разберись с ними Сам.»

Потом, как я могу обижаться на своё детство? Мои родители больны и это факт. Я что? Я мало чего исполняла в своём употреблении? Много чего. Бог несправедлив? Да нихр*на себе, слава Богу, что он несправедлив, потому что если он был бы справедлив, меня бы с вами не было, я бы сидела в тюрьме как минимум. У Него своя справедливость, я не знаю какая, но какая-то своя. И я прощаю. Мама алкоголичка, которая пыталась сама тоже как-то прожить свои чувства. Она проявляла свою любовь, как она умела, как её научили её родители – несчастные дети несчастных родителей. Но я хочу остановить это колесо Сансары, честно, я хочу остановить карму эту, или ещё, как хотите, называйте вот это всё. Я хочу жить счастливо! Мне надоело, уже сил просто нет варится вовсю во всех этих обидах. У меня нет сил, я не могу больше так жить – с веществом, без вещества – до тех пор, пока все эти обиды и вся эта шляпа сидит во мне, и я её тяну в очередной новый день, я не могу полноценно прожить этот день. Я даже молилась о том, что: «Господи, можно я завтра выйду на улицу и мне дадут по голове – и у меня амнезия, чтобы я забыла всё: что такое вещество, зависимости, обидчики и вся эта фигня?» Но так, к сожалению, не работает. Обнулиться здесь не получается.

Надо принять на себя мужество и принимать любой вызов, который в жизни происходит. Но на сегодняшний день я очень счастлива, и я очень благодарна Сообществу, Богу, Шагам, веществу и своей судьбе за то, что, наконец-то, я хотя бы знаю, что такое этот душевный покой. Потому что, когда я пришла в Сообщество меня спросили один вопрос: «Кристина, на кой х*р тебе чистота?» И я говорю: «Ребята, я не могу уже. Мне эти обиды, они мне ребра ломают, они меня душат! Я не могу жить, я не знаю, как жить, я хочу покоя.» И когда я пришла в Сообщество, я не искала способа бросить употребление, я искала способы, как мне просто выжить. И Сообщество мне помогло.

Немножко сумбурно, потому что я не готовлюсь ко всем этим выступлениям: шо маю, то и везу. На этом, в принципе, всё, ребята.

Вопрос: Почему так тяжело принять себя и смириться со своей болезнью?

Ответ: Для меня это был страх оценки. Как это признаться, что я конченая? Ну как это? Тут надо признать это поражение, что – да. Я когда попробовала неделю сама побыть без рюмки, я поняла, что, по-моему, у меня есть проблемы. Я поняла, что я не могу остановиться, как обычный человек, т.е. есть нормативные люди, которые Новый год, выпили 2-3 рюмки и такие: «Всё, мне достаточно, я пополз.» Я не тот человек! Я тот человек, который в «Оливье» проснется или в райотделе. Там два варианта развития событий: или меня выключит, или меня выключат. И я не буду пачкать рот одной рюмкой, мне неинтересно. Мне как раз надо вот то безумие, самое парадоксальное. И вот, когда я честно себе на это ответила, мне стало легче принять себя, потому что я хоть знала, с чем я работаю. Потому что я говорю, что пора ж*пу лечить, а не зубы, и ходить вокруг да около. И вот когда я признала, мне так стало спокойно. Такая: «Ну всё, зависимая. Всё, я не та девочка, которая выпьет розового шампанского и там романтик какой-то, не, не, не! Я та девочка, которая уже из кого-то дерьмо вышибает в своём употреблении. Я именно к этому и стремлюсь, потому что мне неинтересно две-три рюмки. Контролируемое употребление, вся эта история – это не моё. Мне неинтересно.

Вопрос: Добрый вечер всем. Игорь, алкоголик. Я тут в поддержку оказался, Кристина попросила. Дата моей трезвости: 23 февраля 1990 года. Я являюсь у Кристины спонсором в параллельном Сообществе. Да это неважно. Хочу просто поблагодарить всех присутствующих, услышал ещё раз историю, которую я, в принципе, знаю, как спонсор, и хочу внимание всех подчеркнуть, как я услышал на своем духовном уровне: прозвучала самая главная мысль этой Программы, о которой написано в первой книжке, на обложке нашей Большой Книги Анонимных Алкоголиков – это рассказ о том, как тысячи мужчин и женщин выздоровели от алкоголизма. Выздоровели. Не излечились, но выздоровели. Эта Программа не об алкоголизме и не о вас, да ни о ком. Эта программа об одном – о Боге. Ещё раз хочу: вот когда я в какое-то время понял о чём это, вот все карты сложились.

А поскольку я, как эгоцентрик, а корень моих проблем, как написано у нас в книге – это и есть, я не мог никак решить эту проблему. Так что, вопросов у меня нет. Мы с Кристиной довольно часто общаемся, хочу вам всем пожелать трезвости, чистого дня, спасибо. Хорошая спикерская, благодарю.

Ответ: Спасибо, Игорь, большое. Без тебя бы у меня точно этого ни фига бы не получилось. Это я точно могу сказать. Спасибо, что ты есть и выздоравливаешь.

Вопрос: Кристина, есть ли у тебя обида за детство на родителей? Как справиться с этим и отпустить?

Ответ: Конечно, была эта обида. И она мной руководила всю эту дорогу. Вот эта несправедливость, обида. Но когда я прописала в Четвертом Шаге в инвентаризации эти обиды, ну на кого там было обижаться, вот честно? Мама что могла, то и делала, на что она была способна. Могла бы она сделать лучше – сделала бы. Но если не могла, значит не могла. То, что я ее люблю не отменяет этого факта, какая бы она ни была. Да, больно, когда особенно напоминаются какие-то моменты из прошлого. Но тут уже опять-таки моё право выбора, как это событие я приму. Я могу опять его принять с позиции жертвы, что вот, опять она мне это говорит, чтобы меня обидеть. А могу принять позицию ученика, что «да, мама, было». Я очень сожалею о том, что так вот оно всё произошло, потому что я тоже не цветочек. Я ребенок своих родителей. Но в сегодняшнем дне я так не делаю. И самое парадоксальное то, что моя мама бухала всю мою жизнь и естественно, наверно, немножко больше. На сегодняшний день начала я выздоравливать, моя мама уже семь месяцев тоже не пьет вместе со мной. И уже вот это её действие – оно тоже мне показало это всё. Надо время, понятно, что не всё сразу, что надо прорабатывать, что ситуацию, на которой обида, надо прописывать, надо рассматривать. Но проблема в том, что мама не вечная, а мне жить надо, мне надо учиться жить. Мама для меня – это был как первый урок, который я завалила. Потом был второй урок, который я завалила, потому что я просто не знала, как к этому относиться. Если б я знала, как к этому относиться, я бы реагировала по-другому. Но я тоже понимаю опять-таки, что она больной человек и если я ее буду судить, то с таким успехом я себя судить запарюсь. Поэтому, принимая, что я больна, я не имею права не принимать её болезнь, когда я приму, что я больна – тогда пасьянс сложится.

Вопрос: Кристина, спасибо за спикерскую. Вопрос такой: Хэтфилд до сих пор твоя Высшая Сила?

Ответ: Не, теперь у меня Бог. Он у меня чёрный, Он ругается матом и курит. Я теперь так Его представляю.

Вопрос: Кристин, привет. Спасибо тебе огромное за спикерскую. Как раз та самая спикерская, когда вопросов, наверное, нет, потому что все чётко предельно понятно. Но являющимся владельцем телефонного звонка «по ком звонит колокол» (той же методики), хочу тебе задать один вопрос, действительно интересно. А как ты сейчас работаешь со страхами? Мне вот это хотелось бы узнать. Спасибо большое.

Ответ: Честно, ответ настолько прост – Бога с собой беру. Я перед тем, как идти на спикерскую, честно, мне было страшно, это моя первая спикерская, я не готовлюсь, потому что когда я начинаю писать, я еще больше ухожу в какие-то дебри. Перед тем как прийти нас спикерскую я просто помолилась, говорю: «Господи, говори Ты за меня, честно». Я иногда на Него даже перекладываю больше, чем нужно. Я иногда офигеваю в наших отношениях, наглею точнее. Но всё только с Богом. У меня был такой момент (событие такое), мне надо было созвониться с бандитами по поводу моих долгов. Страшно? Офигенно страшно! Я думала, я сейчас приду, и они из меня просто дерьмо будут вышибать. Говорю: «Господи, а? Пойди со мной. Потому что надо было с людьми как-то обозначится, что я жива, что я вернулась, что я имею готовность возмещать ущерб, но мне надо время. Я не тот человек, который будет прятаться, «мышиться» или ещё что-то, но мне было страшно безумно просто! И я звоню своим старшим и говорю: «Ребятки, надо нам решить кое какие вопросы или хотя бы обсудить.» Сама в этот момент говорю: «Господи, пожалуйста, пойди со мной, мне сейчас так страшно, но надо и возмещать ущерб и надо делать какие-то правильные действия, руководствуясь правильными мотивами, подметать сторону своей улицы.» И по итогу я помолилась, пошла с Ним, и человек со мной разговаривал так, как будто я его родственник, меня даже аж напугало! Я думаю: «Ты вообще это тот, кого я боялась? Ты тот, что я себе думала?» Потому, что моя голова никогда не рисуют «хэппиэндов», в моей голове всегда – кишки, месиво, хардкор, убийства, война – вот это всё, что в моей голове всегда. Там нет «хэппиэнда». Потому что мозг больной. Я пришла, поговорила, просто взяла с собой Бога, и всё как-то решилось. Мама чё-то орёт в очередной раз с какими-то предъявами… Я помолилась и пока вышла перекурила и вернулась назад, и вообще передо мной другой человек, я аж хотела спросить: «Кто ты?» Здесь только с Богом, в любой непонятной ситуации, потому что страх – это отсутствие веры. Спасибо.

Вопрос: Кристина, сколько времени ты писала Четвертый Шаг?

Ответ: Я писала две инвентаризации, ребятки, и алкогольную, и ещё в параллельном Сообществе. Сейчас ещё я тормознулась с в одном моменте, потому что война началась, было немножко не до этого. Ну где-то так плотненько полторы-две недели.

Вопрос: А что такое «купить енота и уйти в закат?»

Ответ: *смех* До талого уже куда-то пхнуть и уже будь, как будет.

Вопрос: Кристин, на правах ведущего, попрошу тебя: тут есть Алексей, новичок (если он ещё не ушёл). Может быть, ты скажешь пару слов новичкам или новичку?

Ответ: Братан, беги оттуда, там ничего хорошего не ждет: «турма, больница, смэрт». Всё. Ничего святого там нет, а жить можно счастливо и классно, и действительно ей радоваться.

Вопрос: Одиннадцатый Шаг на ежедневной основе, поделишься опытом?

Ответ: Постоянно Десятый, Одиннадцатый, Двенадцатый, ребята. Во-первых, «десятка» очень важно. Почему? Потому что Десятый Шаг – это про меня. Одиннадцатый Шаг – про Бога. Двенадцатый Шаг – это про Сообщество, т.е. «unity recovery service» – это три важных Шага, нельзя делать один без второго, нельзя делать Одиннадцатый без Десятого, без Девятого – каждый Шаг на ежедневной основе на самом деле важен. Но Одиннадцатый Шаг я делаю зачастую по вечерам, т.е. я пишу дневник самоанализа, смотрю, где там опять проснулась старая Кристина с бутылкой, где она начала исполнять и г*внятничать, и молю Бога, потому что я бессильна перед той Кристиной, у неё столько дури, сумасшествие какое-то, и только Бог может её остановить. Поэтому это постоянное – молитвы, да и по дню я делаю Одиннадцатый, в принципе, если молюсь, то в день, наверно, уже по раз пятнадцать, если не обмануть. И Двенадцатый – это несение вести, т.е. приходить в Сообщество и говорить: «Ребята, а можно жить по-хорошему и вот они инструменты, и делиться с ними. Слушать других, пополнять арсенал своих инструментов, и выбирать подходящие для себя, потому что выздоровление – это не каторга, это действительно выздоровление в кайф, вот так вам скажу как человек, который знает, что такое кайф.

Вопрос: Как у тебя дела обстоят подспонсорными на сегодняшний момент?

Ответ: Я скажу так. У меня сейчас есть одно такое правило: я пока сама не пропишу 12 Шагов все полностью и Традиции в том числе – я не беру подспонсорных. Я беру подопечных, т.е. временным наставником, помощь по Программе что как, помочь свести со спонсором подходящим, принять «десятку» по дню, как проводник, но по Шагам пока не веду, пока сама не пропишу круг.

Вопрос: Как быстро ты раскрылась перед наставником? Что было сложнее всего?

Ответ: Ой, я сразу раскрылась, честно, я настолько была в таком состоянии: у меня было такое поражение, такое дно, что я понимала – уже кого-то обманывать, тем более, чувак, вы знаете, да, где мой спонсор? Он вообще на другом континенте. Мы может никогда и не пересечемся, т.е. чем прекрасно это Сообщество, тем, что я могу натрусить любую сечку. Всё, что эта больная голова придумывала, я могу выплюнуть всё. Я, возможно, с этими людьми никогда не пересекусь и в этом прелесть этой Программы. Я была в таком тупике, что там уже врать не было смысла, и я раскрылась сразу, мне нечего было бисером присыпать.

Вопрос: Привет, Кристина. Отличная спикерская. Скажи, пожалуйста, у меня сильная идентификация по поводу обид на Бога. Что бы ты сказала той Кристине (или вот такой же девочке, которая к тебе придет подспонсорная) такой обиженной, которая ничего не хочет слушать, что Бог – г*вно и вообще так поступил со мной?

Ответ: Я подожду, когда она устанет обижаться. Измором возьму скорее всего. Ну или опять-таки, будем прописывать эти обиды, на что человек конкретно обижен. Будем разбирать, потому что это наш больной мозг решил, что мы обиделись, на самом деле, может там никакой обиды как таковой и нет. И что я могла поделать в этой ситуации. Наверно, как-то так я бы поступила.

Время собрания

(четверг) 20:00 - 22:00 Посмотреть моё время

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *