Россия, г. Москва

Домашняя группа: аа24.online

ТЕМА: Чувствовать, думать и действовать по-новому

С Богом. Здравствуйте, я Дима, я алкоголик. Напомню, домашняя группа «Центр» в Москве. Я председатель этой группы. Давайте так, я не буду про свои пьяные подвиги рассказывать. Очень коротко пробегусь по основным вехам своей жизни в употреблении. И больше, наверное, остановлюсь на том, как я жил, живу и, сколько мне еще отпущено, буду жить в Сообществе. Я генный алкоголик. Я родился алкоголиком. Ну, понял это я значительно позже. И определяется это тем, что я чувствовал, думал и действовал как алкоголик с момента своего рождения.

Я не скажу, что я рос в структивной семье. Папа с мамой были разведены. Но как-то папа присутствовал в моей жизни. Мама была преподавателем. Папа военный – достаточно высокий чин. Но и тем не менее, как это я сейчас понимаю, я был, что называется, сложным, нервным ребенком. Не мог сфокусироваться, не мог сконцентрироваться. Не мог долго находиться в фокусе, чем-то заниматься. Резкие перемены настроения от дикого веселья до слез и все такое прочее. Я был младший в семье. И я был хиленький такой, маленький, и ко мне было, наверное, больше внимания. Я не думаю, что это формировало какой-то эгоцентризм, эгоизм и гордыню. Все это было болезненно просто потому, что я был уже алкоголиком с самого своего рождения. Действительно, мать всех пороков – это гордыня, эгоцентризм. Я это и сейчас понимаю. Ну, что, детство как детство, юность как юность.

Первое потребление у меня было в 6 классе в 15 лет. И я считаю, что с этого момента я уже регулярно употреблял. Ну, понятно, что в 6 классе перерывы были больше, в 7 поменьше. А в 8 я уже так с гордостью мог употребить и в школе. Я занимался альпинизмом. Я рисовал, позиционировал себя как творческая личность. Я хиповствовал. Я попал в последнюю волну московских хиппи, система, тусовка. Это я еще застал. Это тоже началось лет с 14-15. Как какая-то движуха. И соответственно это все сопровождалось алкоголем и какими-то наркотиками. Так или иначе зависимость у меня смешанная, я думаю, но алкоголь был на 1 месте. То есть я мог что-то употреблять другое и только потому, что не было алкоголя. Если был алкоголь, интерес к другим каким-то вещам у меня пропадал. Да, я совершенно не руководил своей жизнью. У меня не было никаких планов, ну, серьезных планов, кроме воздушных замков, на какую-то свою жизнь, на развитие, на взросление.

Я был совершенно инфантильным. Я таким же инфантильным оставался до момента прихода в Сообщество. Моей жизнью рулила моя мама. Соответственно, там, любимый младший, и мама начала болеть вместе со мной созависимостью. Она жила мою жизнь, она руководила моей жизнью. Она принимала какие-то решения, что мне делать. Потом это со мной сыграло довольно злую шутку, потому что вот эта мамина созависимость, плюс еще время, в которое она росла и воспитывала меня. Воспитывала, как могла. Ее никто не учил быть родителем. Не было такого, чтобы интересовались, что же делать в той или иной ситуации с ребенком. Как-то все по наитию. Поэтому косячила она, как я сейчас понимаю. У меня выросли свои дети. Они ни разу не видели меня ни пьяным, ни под веществами, но мой подход был уже совершенно другой. Спасибо Сообществу. Сообщество научило меня очень осознанно относиться к другим людям, к собственным детям как к личностям и уважать их во всех их проявлениях. Я понял, что, если ребенок плачет, он плачет сердцем. И это для него действительно горе. И никогда себе не позволял усомниться и сказать ему, что это плохо. Здесь мне помогала еще эмоциональная память.

Я со своей спецификой мышления не помню какие-то даты, время и хронологию, что со мной происходило. То есть я это не могу выстроить в какой-то последовательный ряд, но я очень хорошо помню, что я чувствую в какой-то эпизод своей жизни. Честно говоря, это до сих пор помогает мне и понимать себя, и понимать других людей. И я благодарю Бога, что вот эта память, она жива и она осталась во мне. Это в общем подарок Высшей Силы. Далее. После 8 класса мама решила, что – да, у меня были и есть длинные тонкие пальцы. Мама решила, что 2 выхода в жизни: это быть великим пианистом, чтобы октавы можно было брать, или великим хирургом. Я потом уже узнал и осознал, что длинные тонкие пальцы еще полезны при других медицинских специализациях. Но мама решила, что мне надо пойти в медучилище, стать фельдшером. Потом поступить в Мединститут и стать великим хирургом. Но там сразу все не задалось.

Дело в том, что через дорогу от моего училища был пивбар. И ходил я на лекции на 1 курсе на 1 семестре, а со 2 семестра я после 2 пары уже не ходил, потому что у нас был 40-минутный перерыв, и мы ходили попить пивка. А после того, как пиво попадало в мой мозг, соответственно случалось то самое пресловутое алкогольное мышление. И мне было уже все равно. Я мог оправдать себя чем угодно, как угодно, но я очень редко попадал на 3 пару. Каким образом я закончил это медучилище, я не понимаю. Наверное, потому что система образования была такова, что чего-то я должен был закончить. Потому что, когда началась практика в больнице со 2 курса, там еще появился и аптека, алкоголь и аптека. И все начало расцветать какими-то кустами роз. Да, при этом было еще мое хиповство, и еще каким-то образом я ходил еще и в горы. Альпинизм. В общем какая-то такая богатая алкогольная жизнь. Честно говоря, я так не очень хорошо помню тот период, я какие-то эпизоды помню. Но куролесили так, что в общем очень было как-то все наполнено алкоголем.

Совершенно неожиданно меня забрали в Армию, потому что я туда не собирался, считая, что мне туда не нужно. Но поскольку папа военный, и мне казался папа мудрым: плавал. Он меня напоил совершенно в хлястик. И его же подчиненные отволокли меня, прямо отвезли на сборный пункт. И то, что я в Армии, я уже (да, меня снабдили с собой алкоголем, чтобы я не приходил в сознание), и я пришел в себя уже в Горячем Ключе, в Краснодарском крае, в предгорьях. И бежать было оттуда уже – сначала сил не было, абстиненция была жуткая, тяжелая. А потом бежать было в общем-то проблематично. Но странный такой момент. Я за эти 2 года не пил, не сильно пил. То есть у меня была возможность, поскольку я был фельдшером, но тем не менее не было такого, так сказать… Но уже в Сообществе я понял, и это подтвердило то, что мне говорили то, что моя болезнь – хроническая болезнь, прогрессирующая и неизлечимая. И сколько бы времени я не пил, моя болезнь прогрессирует. И на сегодняшний день я просто смертник: если я сорвусь в свой 31 год трезвости, то я осознаю, что я ласты склею в следующую минуту, с тем же адом и мучением в душе.

Ну, в общем, я пережил ад на земле, поэтому я знаю, что это такое. Вообще это невозможно, потому что должен был я умереть в 30 лет. Но вот вопросы тут задавали: моя болезнь вообще от Бога или от дьявола? Я считаю, что от Бога. Потому что это самая моя большая удача в жизни, что я познакомился с Сообществом, потому что уровень осознанности, самоконтроля и отношения к самому себе – ни одна духовная практика не дает такого, что дает Сообщество Двенадцати шагов. Отношение к миру, отношение к другим людям – это все очень и очень глубокие и духовные вещи. Когда я в дальнейшем буду говорить «духовное» – это не значит обращение к Высшей Силе, к Богу или что-то. Духовность – это моя внутренняя жизнь на основе того, как она построена, чем она построена и что я проецирую в этой жизни во внешний мир. Вот это моя духовная жизнь. И как я себя чувствую. И душевное спокойствие – это основа моего духовного мира. Я делаю все для того, чтобы душа моя, внутреннее состояние было спокойным.

Короче, я хочу быть счастливым. Я сейчас, на сегодняшний день, достаточно давно уже счастлив. И я не дебил, не идиот, я не хихикаю. Проблем в моей жизни хватало, хватает и, я надеюсь, будет хватать. Но вопрос в том, как я к этому отношусь, к этим проблемам, что я с ними делаю и как я их решаю. Это как раз вот то, что для меня очень важно – это структура моего мышления, чувств и действий. Как алкоголика меня формировало мое алкогольное мышление. Честно говоря, я был совершенно невозможным человеком. Я вообще-то про себя считал, что такие люди, как я, эти подонки жить не должны. Я не выполнил ни одного обещания, я не отдал ни одного долга, я крушил и топтал людей, хотя всегда считал себя таким добрым, романтичным, отзывчивым. Я всегда всем говорил «да». Я хотел, чтобы меня все любили. Я был такой няшкой. Но на поверку получалось, что я приношу горе, вред, разрушение. И люди отворачиваются. И это продолжалось до тех пор, пока от меня не отвернулись практически все, с кем я общался. Потому что я рефлекторно врал, я не выполнил ни одного обещания, я говорил одно – делал другое.

Я в употреблении трижды женился. Такой романтик. А то, что я творил после своей женитьбы – самые мои тяжелые Девятки уже через много лет, были тем женщинам, которым (я понимал, понял тогда и понимаю сейчас) я рушил им жизнь. Ну, это кошмар, это издевательство. Все это было у меня легко. Алкоголь оправдывал все. Как только алкоголь попадал в меня, то мой мозг оправдывал совершенно все. Весь мир был виноват, меня не понимали. И я был уникален. Я был сумасшедшим. Я считал, что я единственный такой. Дальше моя жизнь пошла таким образом, что я расстался с медициной. И я в конечном итоге закончил, как, не понимаю, но я закончил Суриковское училище. Я по первому высшему образованию скульптор. Халява. Я гордился этим. Сейчас я понимаю, что в общем я работал в творческой группе директора Суриковского. И по сути ничего не делая, я закончил институт. Тогда я гордился, сейчас я говорю об этом с некой самоиронией такой. Ведь образование на бумаге, творчество на бумаге, талант на бумаге.

Я, моя гордыня была такова, что я говорил, что Сальвадор Дали по сравнению со мной жалкий ребенок. А внутри моя самооценка была ниже плинтуса. Я все время носил маски. Я все время врал. Я что-то придумывал. Но это было с детства. Вот эта рефлекторная ложь. Сейчас я понимаю, что это был симптом. Я, например, маме говорил, что я пошел в кино, а сам шел гулять с друзьями. А если я шел гулять с друзьями, то я маме говорил, что я пошел в кино. Нелогично с точки зрения нормального человека. Но я все время испытывал чувство вины и чувство страха, что меня отругают. Я даже не могу четко сказать, чего я боялся. Потому что я не делал ничего предосудительного, но тем не менее чувство вины, чувство страха, оно было всегда. Сейчас я понимаю, что эти чувства и, соответственно, мои дальнейшие действия – это формировала моя болезнь. Этот долбанный фермент ти-эйч-ай-кью, который в коре головного мозга и никогда он оттуда не пропадет – это то, что отличает меня от здорового человека. Не знаю, кому это известно-не известно. Потом могу рассказать. Этот вопрос я очень хорошо изучил.

Ну, вот в таком режиме я дожил до 26 лет. После, был бы я нормальным человеком, у меня могла бы сложиться хорошая карьера скульптора. У меня по окончании в связи с тем, что я работал у директора Суриковского Бондаренко, появились заказы. В общем, только давай: мастерская, какие-то связи, которые формировал он. Он заботился о своих людях. Так было принято. Но я это благополучно пропил, потому что, ну, по-другому не сказать: всем все обещал, не делал. Понятно, что такой человек никому не нужен. Ему нельзя доверять. И люди отворачивались и просто переставали общаться. И к 26 годам… Да, я бы не сказал, что вот этот алкогольный кошмар, ад, в котором я жил, что это было всегда. Нет. Было время достаточно розового употребления: тусовки, всякая полубогемная жизнь. Все было легко, и алкоголь, можно сказать, мне помогал. Но я, уже придя в Сообщество, понял, что я ни разу не был с женщиной в интимных отношениях трезвым. Мне не с чем сравнивать: я никогда не был трезвый. Мне было предложено в ребцентре сравнить себя трезвым-пьяным. Я вдруг понял, что я никогда не был трезвым. Даже если я не пил в этот день, все равно я был алкоголиком: чувствовал, думал и действовал как алкоголик. И мне не с чем было сравнивать.

И, наверное, лет с 24 до 26: вот за пару лет – я работать уже не мог. Я думать уже не мог. Мне нужно было каждый день пить для того, чтобы ни на секунду не задуматься о себе. Потому что как только я думаю что-то про свою жизнь, это был ад, кромешный ад. Это был страх. Я боялся выйти из дома, я боялся звонков. Я должен был всем абсолютно. Я воровал у друзей какие-то личные вещи, продавал и пропивал. Я пропивал все. Я пропил домашнюю академическую библиотеку. Я таскал, воровал у мамы деньги, ее украшения, ее духи – все абсолютно. Я жил на каких-то пьяных хатах. И к 26 годам я уже домой не ходил. То есть я бомжевал и я жил в подвале недалеко от собственного дома. Там были теплые трубы, там было зимой тепло, но пыль этого подвала, этих труб отопления, которые были под домом, я запомнил на всю жизнь. Не дай Бог мне забыть это. И единственное что: я понимал, что я умираю. Что я двигаться не мог. Я еле ходил. На четвереньках ходил. У меня уже отказывали мышцы.

И в какой-то момент открылась дверь этого подвала, туда вошла моя мама, мой брат и его друг. У меня дикий страх. Бежать я не мог. Я безотчетный такой – не объяснить. Ужас какой-то. И моя мама подошла ко мне и спросила: «Дима, а вот тут какие-то американцы открыли ребцентр. Там не кодировка, там не нарколожка. Там чё-то разговаривают и вроде кому-то чё-то помогает. Не хочешь ли ты попробовать?» Мне было все равно. И я сказал «да». Это был только что открывшийся в 92-м году центр «Рекавер» в Москве, и единственное условие было – это желание бросить пить. (Смеется. – Прим. ред.). Как это ни парадоксально не звучит. Единственное условие – согласие самого человека, которого туда кладут. Причем пришел мой брат и его друг, потому что ходить я уже не мог. Они меня выволокли, посадили в машину, отвезли. И меня свалили в красное кресло такое (тоже на всю жизнь запомнил) в этом «Рекавере». Ко мне подошел синюшного вида чувак такой, с красным носом, рожа красная такая. Я еще посмотрел, подумал: «По-моему это чё-то шняга какая-то. Ну, ладно, разберемся с этим. Мы тут устроим».

Да, а я разговаривать не мог. Я орал все время. Я был очень агрессивным. Я был субтильного вида, но я говорить в принципе с людьми не мог. Я все время орал. Я пытался всех чё-то задеть, ударить. Ну, у меня там очень тяжелые случаи были. Был период, я просыпался либо в наручниках, либо с травмами, не помня ничего абсолютно. И ко мне подошел этот синюшного вида чувак и как-то наклонился так полуинтимно и спросил: «Слушай, а ты алкоголик?» я ему очень нецензурно ответил: «Ты чё, дебил, не видишь, что ли? Ну, да». И это, прозвучала просто фраза: «Шанс есть». И я думаю: «Чё он такое несет?» А он как-то так приобнял еще за плечо и говорит: «Ну, шанс есть». Думаю: «Чё несет? Улыбается вместо того, чтобы за то, что я сказал, в харю мне въехать». Это был мой первый консультант Саша. Фамилию не скажу, не имею права. Потом, когда мы с ним встречались, мы работали в этом «Рекавере», у нас там своя программа потом была. Вот.

И это было мое первое знакомство с Сообществом и вообще с трезвым образом жизни. А задача в центре – это было 28 дней, не как сейчас: пролонгированная работа и анализ самого себя и выход на то, чтобы через осознанность закрепить желание не употреблять. Это было 28 дней. За эти 28 дней была задача психологов и консультантов, чтобы сделать первые 3 шага. Понятно, что я делал то, что меня просили. Я вообще не понимал ничего. Да и вообще странно было бы, чтобы я что-то понимал – в таком состоянии был мой мозг. Он был залит, отравлен. Там уже ж в последнее время у меня не алкоголь был. Там эрзацы были, клей БФ, лак, одеколоны – в общем все, абсолютно все. Как жив остался, непонятно. В общем Господь решил, что я алкоголик. Под снегом я засыпал. Меня переносили в подъезд окоченевшего. Я этого всего не помню. И, ну, за эти 28 дней мой мозг немножечко очистился от алкоголя. И я наткнулся на то, что мне страшно. Мне страшно выходить за эти ворота. Они не закрывались, мы могли в любой момент уйти. Но мир, который вот там, за этими воротами, он был для меня незнаком и чужд абсолютно.

Я с тем набором проблем, которые были, я не знал, я боялся всего. У меня была реальная паранойя. Должен всем, все хотят меня поймать, все хотят меня уничтожить. Я подлец и подонок и все такое прочее. Воровал. Криминальную свою деятельность не буду рассказывать. Все было. Все было. Сначала были криминальные хаты: это 90-е, начало 90-х. Потом были пьяные хаты. И потом был этот рехаб. И тем не менее я провел там 28 дней. И мне нужно было выходить, и после выхода я каждый день начал ходить на группы. И я эти 1,5 часа в день я не чувствовал того ада, который я чувствовал все время. Я не знал, как мне жить. У меня ни профессии, ничего. В общем, кошмар какой-то был. И я ходил на группы, и вопросы «чё-как?» – мне ничё не отвечали, и я ничего не понимал. Люди, которые – в дальнейшем я, так сказать, много лет с ними коммуницировать. Недавно мы схоронили еще одного товарища с того времени, люди уходят.

Мне сказали: «Дим, ты не торопись. Ходи. Хочешь, ходи каждый день это будет таблетка одного дня. Это будет тебе помогать не пить в этот день. И постепенно-постепенно твое мышление восстановится. Постепенно-постепенно ты начнешь что-то понимать». Так оно и произошло. И вдруг я понимаю, что кроме алкогольного опыта у меня нет ничего. И что бы ни происходило в моей жизни, первая моя реакция – это реакция алкоголика: ужас, страх, деструктивное мышление и паника, злость, озлобленность. И я понимал, что, если я с этим набором буду жить дальше, я приду к тому же, от чего я пытаюсь уйти. И первое, когда я это осознал, мне сказали: «Делай Двенадцать шагов». Я делал трижды, пролонгировано, Шаги с начала до конца. Первый раз – потому что сказали, второй раз – потому что гордыня там у меня была. Я «Войну и мир» писал. Самому сейчас смешно. Ну, у меня достаточно быстро восстановилось – у меня навык выживания был колоссальный. Мне психолог сказал: «Ты выживешь в любой ситуации. Твой алкогольный навык выжить, где угодно, как у дворняги. Альпинизмом занимался, хипповал, автостопом по всей стране катался. Ты выберешься. Ты как уж выберешься».

И вот эти навыки, они дали мне возможность достаточно быстро социализироваться. Мало того, моя Высшая Сила, Она же взяла меня на руки, и я достаточно, я где-то через 1,5 года начал получать хорошие деньги. Ну, честно. Большие деньги. Серьезные деньги, я бы так сказал. Небольшие, но серьезные деньги. Я был представителем трех французских компаний здесь, в России, и получал 10 процентов от своей… И на фоне этого мое алкогольное мышление сработало таким образом, что я стал великим. Моя гордыня взлетела. Я перестал ходить – я носил себя. Я перестал говорить – я вещал. А эффект был точно такой же, как с алкоголем: люди отворачивались. Не хотели со мной даже близко сидеть. И я это заметил, и начал спрашивать: «Чё такое? Вы чё? Совсем одурели? Я такой великий. Я вас сейчас всех научу. Научу как жить, как выздоравливать, как быть великим». А меня посылали, просто посылали.

И один человек мне сказал: «Дим, ты находишься в очень тяжелой форме зависимости. Ты сменил алкоголь на гордыню. А результат тот же: смерть, духовная смерть. За духовной смертью идет физическая смерть». Неважно каким образом: то ли здоровье, то ли соматика, то ли несчастный случай, то ли так сказать, меня бы какие-то пацаны зарезали за то, что я обложил их с высоты своей гордыни. Скорей всего так и было бы. Я спросил: «А что мне делать?» Мне ответили, совершенно конкретный человек, спасибо ему: «Ну, у тебя 3 выхода. Это то, что я могу придумать сейчас: это иди, ухаживай за смертельно больными людьми, проси милостыню или кормить бомжей». Я тогда купил себе квартиру в Москве, в центре у трех вокзалов. Ну, на милостыню меня не хватило. Гордыня не позволила. За больными то же самое. Но там страх, наверное, был. А вот бомжей я решил пойти облагодетельствовать.

Я пришел на три вокзала и, как сказать? Ну, как подонок подошел: ну, сейчас я вас всех здесь облагодетельствую. (Смеется. – Прим. ред.). А они меня послали. Мол, много вас тут дебилов. Ну, я был удивлен. «Не знаем», – ответили они на вопрос: «Кто вам помогает, какие богадельни?» Сказали: «Да, вот там есть Храм Петра и Павла. Вот там еду можно получить, вещи какие-нибудь». Я туда пришел к батюшке весь растакой. И сказал: «Ну, давайте, я вас сейчас научу, как всех бомжей…» Батюшка посмотрел на меня, улыбнулся, говорит: «Чё ты тут делаешь то?» Я говорю: «Я алкоголик. Я духовно развиваюсь». Он улыбнулся. Человек воспитанный оказался. Мы потом с ним много лет общались. Вот, улыбнулся и сказал: «Попробуй. Вот видишь, там комната. Там женщины готовят суп каждый день. Приходишь 3 дня в неделю и режешь лук, шинкуешь морковку – помогаешь им. Потом раздаешь это нуждающимся. И вот тут у нас есть еще: люди приносят какие-то вещи, кто может помочь нуждающимся. Они обычно чистые, отглаженные, но все равно мы это еще раз все стираем, и будешь носить домой. У тебя есть стиральная машина?» Я алкоголик – я говорю: «У меня 10 стиральных машин!» (Смеется. – Прим. ред.).

Но когда будущая моя жена, мать моих детей будущих, увидела первый мешок, она оф*гела, конечно. Но слава Богу, она уже ходила в Ал-Анон, потому что со мной было невозможно жить. Потому что это все равно была жизнь с алкоголиком. Я не слышал других людей. Я опять же стал агрессивный. Только я и все такое прочее. Есть только мои проблемы и все такое. Мало того – гипертрофированные формы. При употреблении я пытался это все как-то скрывать. Вот таким образом у меня начались первые изменения. Дальше все, что я делал было направлено на то, чтобы найти решения, и мои поступки, и мысли, и чувства были противоположны алкогольному. Я научился делать Десятый шаг. Это было первое: что я сейчас чувствую? И оценка того, что я сейчас чувствую – это давало мне возможность сделать анализ: это алкогольное или неалкогольное. Те инструменты, которые давались мне Программой: например, ярость. Бабка мне на ногу наехала старая какая-то, у меня ярость – испепелить. И тут инструмент самый простой: обращение к себе, что я больной человек. Чем я могу себе помочь? Потому что в этот момент у меня приступ моей болезни. А это немножко сбивало.

И потом я боюсь ярости. Я до сих пор боюсь себя в ярости. И обращение к этому человеку, ну, внутри себя: чем я могу? Ну, эта бабулька тоже агрессивная. У нее несладкая жизнь, а я там подлез под ноги, нехристь волосатый с серьгой в ухе. Ну, вы понимаете. И мое обращение сначала к себе, потом к этому человеку: что этот человек тоже больной человек, чем я могу помочь ему? И вот после этого вот это болезненное алкогольное состояние ярости, злобы, всего, оно потихоньку пропадало. Это один из инструментов, которому меня научили. Все, о чем я говорю – это не я придумал. Этому меня научили. У меня мало времени осталось. Я вообще не сказал того, о чем хотел сказать. (Смеется. – Прим. ред.). Ну, как обычно. Вот. И все время моя задача была изменить свое мышление, потому что, если я буду думать, как алкоголик и формировать себя, чувства, вот эту духовную сферу, как алкоголик, я останусь алкоголиком. И в конце концов я сорвусь и умру.

И постепенно, постепенно мне это удавалось. И постепенно, постепенно моя жизнь начала меняться. На первых порах, там первые 3 года внутри все равно жил алкоголик. Но постепенно – я ходил на группы, я трижды сделал Шаги. Самый тяжелый шаг – это был проходить третий раз Шаги. Это уже осознанно было. Вот здесь я понял, что это знакомство с собой. И вот это то, что мы пытаемся увидеть себя, дефекты – это первый маленький шажок, чтобы познакомиться с собой. И чтобы ты хотел изменить. И как только я что-то менял внутри себя, то менялась моя жизнь. И менялась не то, что – это вторично, менялся я. Менялось внутри меня. Я перестал быть агрессивным. Я понял, что такое полюбить себя, заботиться о себе. Я понял, что сначала нужно о себе позаботиться, а потом я могу помочь кому-то. Сначала близким своим людям, потом потихонечку расширить это в Сообществе. Я научился, наверное, не навязывать свое мнение, не причинять добро. Я потихонечку научился не зависеть от чужого мнения, поняв, что я такой, какой я есть.

Я себя люблю и уважаю. И меня или принимают или не принимают. И никто не обязан меня принимать. И для кого-то я хороший, для кого-то я плохой. Потому что я достаточно жесткий человек. У меня еще сфера деятельности такова, что я у меня проекты, я веду группы, и иногда нужно принимать непопулярные решения и вести непопулярные разговоры. Потому что люди в массе своей – ими нужно управлять. Вопрос как это делать? Кричать и бить или попробовать изменить их точку зрения, чтобы они действовали как необходимо в той или иной ситуации. И все это происходило постепенно. Постепенно те мечты, те юношеские алкогольные мечты, они очень быстро, там – я поймал себя на том, что – на третьем году трезвости я еду из Голландии. Да, я вырос в СССР. Я был сыном военного с серьезным допуском. Я никогда бы в СССР не смог бы даже в Болгарию съездить как в 16-ю республику. А здесь я еду на собственной, купленной машине из Голландии в Германию. Потом я должен был сесть на паром и еще прокатиться через Швецию в Финляндию, просто потусоваться. И я всем недоволен, меня вся раздражает. И вдруг такое осознанное: «Дима, ты не мог об этом даже мечтать. Все, что ты мог мечтать, это жениться на королеве и иметь какие-то джинсы. А здесь ты едешь…» И здесь я понимаю, что моя жизнь, она уже идет по какому-то другому совершенно пути, по другому сценарию, о котором я вообще не мог себе представить. С этого началось признание Высшей Силы. Заканчиваю, да?

Ведущая. Да, пожалуйста, 5 минут еще.

Спикер. Ага. Признание Высшей Силы. И я пришел к тому, что на самом деле моей жизнью руководит нечто иное, не я сам. Потому что все, что дальше со мной происходило – это был результат моих каких-то действий. Но предугадать конечный результат я не мог. Я 20 лет уже гражданин другой страны. Много лет, с 2002 года жил за океаном. Я жил там почти 20 лет. Я предугадать не мог, что, приехав в Россию, мне станет здесь так хорошо. У меня такой внутренний дзен, что я скажу, что 20 лет я был в командировке. А дети выросли, они никогда не видели меня пьяным. У нас прекрасный контакт. Мои дети относятся ко мне как к другу. И я ценю и благодарю Бога за это. И все это дало мне Сообщество: осознанность к самому себе. И эта осознанность к самому себе она начала работать во вне.

Я очень счастливый человек. Притом я понимаю, что я не могу патологически работать, пролонгированное что-то делать по складу алкогольного характера. И не я выбрал свою профессию, а профессия выбрала меня, потому что я однажды обратился к своей Высшей Силе: «Что же делать? Я ни денег никогда не заработаю, ни семью не смогу содержать. Я не мо-гу ра-бо-тать!» Для меня это было… И сейчас я работаю в такой сфере: я маркетолог. У меня не бывает двух одинаковых проектов, двух одинаковых задач. Я совершеннейшая звезда на коротких дистанциях. Даже работая с теми компаниями, с которыми я работаю уже не один год, я все равно привык делить на маленькие-маленькие проекты. И тогда все отлично. И эффективность, и высочайшая степень доверия ко мне. Но это я попробовал изменить отношение к собственным дефектам. Там у нас есть, так сказать, дефекты, от которых ты хотел бы избавиться. Я не избавился от этих дефектов – выгорание моментальное. Я просто подумал, и Господь помог мне решить эту проблему вот таким образом, вот такими инструментами.

Я очень люблю свою работу. И каждый раз у меня включается мое алкогольное: мне страшно. У меня уровень ответственности колоссальный. Я отвечаю за обороты и за какие-то действия очень крупных компаний. И каждый раз мне страшно. И алкогольное мышление: ой, спрятаться, ничего не видеть этого. А нормальный человек говорит: «Димыч, а чё ты делаешь, когда тебе страшно, что ты некомпетентен?» И я иду учиться. Я учусь все время. Все время учусь. Недавно там у меня было очень сильно поднялся уровень тревожности, и я пошел учиться. Я просто тупо пошел в киношколу, взял курс 3-месячный, и учился вместе с детишками. Там по 20 лет ребяткам. Они сначала не поняли, чё за чувак. Ну, прикольный чувак там пришел. Да. А потом вот этот возрастной размылся, и я с таким удовольствием… Да, я пошел учиться тому, что мне не хватало всегда. Когда у меня идет отсмотр материала, я собираю группу. Я понимал, что у меня не хватает знаний, может, еще чего-то, и я решил компенсировать это. Уровень тревожности пропал на 2-ю неделю. Я увлекся этим. Мне было безумно интересно. Вот такой инструмент. А Дима – алкоголик. Мне бы спрятаться. У меня ужас ответственности от того, что он что-то не знает. Мне хочется убежать. И вот таким образом я стараюсь до сих пор менять свое алкогольное мышление, чувства и действия буквально ежедневно. Я, пожалуй, остановлюсь, потому что я много могу еще рассказать моментов, инструментов. Но мое время истекло. Спасибо вам, что послушали.

Вопрос. Дима, спасибо тебе огромное за твою готовность, за то, что пришел, поделился, за честность. Ребята, я напоминаю, что вы можете задать вопрос голосом, если поставите 3 единички в чат и я включу вам микрофон. Либо написать вопрос в чате, и я зачитаю его с благодарностью нашему спикеру. А пока вы готовите вопросы, я, Дим, задам тебе свой вопрос. Скажи, пожалуйста, о своем первом служении. Что оно тебе дало – именно служение группе? И именно Анонимным Алкоголикам. Что оно тебе дало и как ты к этому пришел.

Ответ. Я чашки мыл. Я приходил каждый день на группу и после группы мыл чашки. А что дало? А дает оно причастность. Что я чувствовал? Мне было хорошо в этот момент: благодарность, причастность. Мне было приятно, что меня благодарили за это. Какое-то такое единение с людьми и с Сообществом. Я не скажу, что у меня что-то патетическое такое. Я достаточно эгоистично отношусь к Программе. Мне Программа, все инструменты, Сообщество нужны для того, чтобы я счастливо и комфортно жил для себя. Да, и для этого Сообщество. Но для этого есть определенное условие. Я должен не только брать, но я должен отдавать. Если я буду только брать, такого не будет. И я знаю, что я должен находиться в среде выздоровления. И поскольку моя болезнь неизлечимая, я должен находиться среди выздоровления всегда. И вот эти чашки – это на самом деле важный момент. Это часть среды выздоровления. Мне было в этот момент как-то приятно. Я чувствовал себя членом этого Сообщества, нужным. Мне сложно объяснить, очень часто сложно назвать те чувства, которые испытываешь. Я был самоценен и это вызывало любовь. Я заботился о людях, когда я мыл эти чашки. Там целый комплекс такой. Ну, вот, пожалуй, это то, что мое первое служение – это чашки мыть.

Вопрос. Да, спасибо огромное. Очень отзывается. Ребята, напоминаю вам о вопросах, которые вы можете задать 3 единички в чат и задать вопрос голосом. Либо напишите свой вопрос в чате, и я зачитаю его самостоятельно. Ну, пока вопросов нет. Я эгоистично буду пользоваться временем, пока нет вопросов у других. Дим, поделись, пожалуйста, инструментами, которые сейчас у тебя есть на протяжении такого количества времени именно от импульсивности и агрессии. Вот в моменте. Я слышала спикерскую, ты поделился там в одном месте. Очень сложно иногда бывает. Так сильно захлестывают эмоции, что очень сложно с собой справиться. На работе, например, или дома с родственниками. Как у тебя получается?

Ответ. Я поэтому поводу много могу рассказать. Но основной инструмент, которым я пользуюсь, ну, уже, можно сказать, всю свою жизнь, это пауза. Пауза и уход от – бывает такое: у меня планка падает, и я могу взорваться. Я в этот момент делаю паузу – первое что. Я иногда прямо сжимаю: разворачиваю и выхожу, я выхожу их ситуации. Я выхожу из этого поля этой проблемы, эмоции. Я могу выйти в этот момент в другую комнату. Я могу выйти в коридор. Я могу выйти покурить. Но все основано на паузе. И дыхание. У меня перехватывает обычно дыхание. Мне нечем дышать. Вот эта ярость, я боюсь себя. Я не могу говорить, я начинаю заикаться, я захлебываться начинаю этой яростью. Пауза, и я ухожу. Обычно 2-3 минуты, и вот это состояние, оно проходит. Главное пережить вот этот первый момент. И потом потихоньку появляется вот это состояние – это адреналиновое состояние. Могут трястись руки, меня может трясти. Но оно прошло. Как только меня начинает как-то колотить, значит все – оно прошло. Здесь я могу уже включить навык неалкогольного мышления, неалкогольной реакции: подумать, что я могу сделать, чтобы эта ситуация закончилась.

Задача – правильно закончить эту ситуацию. Не лететь в продолжение этой ситуации и развития ее до состояния ядерного взрыва, а моя задача: я люблю себя, как мне безумно плохо в таких ситуациях. А чем я могу помочь-то себе. Если я впрягусь в эту ситуацию дальше, я могу наносить себе больше, больше, больше, больше ущерба. Нанося ущерб себе, я наношу ущерб всем абсолютно. Я еще тот перец. Я разметаю кого угодно. Я найду такие слова – я бью по самому больному, мне кажется, больше, больше, больше. И я наношу ущерб другим людям. Я наношу ущерб себе, и я наношу ущерб другим людям. Основная моя задача – завершить эту ситуацию с минимальным ущербом для самого себя. И как это ни парадоксально, если я стремлюсь изменить ситуацию с минимальным ущербом для себя, я наношу минимальный ущерб другим людям. То есть, это настолько взаимосвязано. Я понятно объяснил?

Вопрос. Да, вполне. Спасибо большое за ответ. У нас появились вопросы в чате. Вопрос от Жени: «Как вы думаете, почему первичная реакция алкоголика в мышлении, как вы сказали, ужас, страх и паника. Вроде реакция с детской позицией. Как вы относитесь к мнению, что психологический возраст равен возрасту, когда человек первый раз употребил, выпил? Спасибо».

Ответ. Ну, ребят, я могу вам провести сейчас лекцию, как это работает. Это действительно так. Первая реакция алкоголика – это страх, агрессия как компенсация страха, ужас. Это не детская позиция. Это так работают ферменты головного мозга, этот фермент ти-эйч-ай-кью, который все время провоцирует на употребление. Если человек зависимый не получает дозу алкоголя, то мозг его начинает провоцировать. А самая сильная провокация – это страх, злоба и подобные проявления. То есть и человеку хочется выпить, чтобы прекратить страх, злобу и так далее, и так далее. Это не что иное, как тяга. Это происходит помимо воли человека – по воле его фермента ти-эйч-ай-кью, который находится в коре головного мозга, который встречается только у алкоголика. Который у неалкоголика – только после употребления появляется этот фермент. Я не помню, как он называется. Вроде фолиевая кислота. Можете посмотреть в сети: ти-эйч-ай-кью: как его нашли, что это аналог героина, (алкоголь – героин), на что он влияет? Всем этим можно поинтересоваться, посмотрев в сети.

У алкоголика он присутствует все время и соответственно провоцирует употребление алкоголя. Отсюда появляется алкогольное мышление. Отсюда вот эти: я не такой, как все; я сумасшедший; я уникальный – оправдания употребления. Я плохо себя чувствую, мне нужно выпить – оправдание. Я тут встречаюсь на юбилее своей школы: Боже мой, все эти индикаторы. Я увидел там 4-5 человек, с которыми приятно было общаться. А все остальные – поверьте, я туда больше не пойду. Я не хочу видеть это. Мне сейчас 59 лет, позавчера исполнилось. Я чувствую себя так на сороковочку. А я встретил своих этих самых, ровесников – у них жизнь закончена. У них жена дура, дети дебилы. Зачем пришли то? А вспомнить, как курили и бухали за спортивным залом. Ну, вот. А у меня жизнь только начинается. У меня жизнь – один день. И с этого момента начинается моя жизнь. Моя предыдущая, все, что со мной было – это память, все, что прошло. А что завтра будет, я не знаю. У меня моя Высшая Сила, так сказать, научила этому.

Я поехал на работу на съемки, чё-то там нужно было моделью поруководить. И там в какой-то момент я согнулся, а разогнулся уже на операционном столе. И хорошо, что попал в 60 процентов выживших от острого перитонита (40 – невыживших). Это в 20-м году. И я после этого вообще не планирую свою жизнь. У меня есть намерения. Ну, у меня есть планы, которые я должен сделать сегодня, завтра, послезавтра. Больше 3 дней я не планирую. И мой мозг, он все время пульсирует. Он пытается меня загнать в депрессивное состояние, где злоба, тяга. Мой мозг меня провоцирует. Или вот скука. Мне некуда деваться, я хожу по квартире. А мой мозг говорит: «Слушай, Дим, выходи, там на право повернешь – «Пятерочка». Там тебе чуваки, которые у тебя каждый день таскают, дай, сколько не это – ты там найдешь понимание. Там любовь, тебя и выслушают». Это тяга. И вот эта первая реакция: алкогольное мышление направлено на то, чтобы спровоцировать меня на употребление.

В этом весь и ужас. Поэтому мне и необходимо сделать паузу и найти решение неалкогольного мышления. И этому меня учит Программа. Вот, знакомство с самим собой. Там совершенные инструменты, Восьмой-Девятый шаг, честность. Там все непросто. Я тоже там правду-матку рубил, когда мне сказали, честным должен быть. Сколько я ущерба людям нанес своей честностью. А там совершенно про другую честность: честность перед самим собой. И не наноси ущерб другим людям. Я своей маме бедной этой честностью – это как кошмар. Я, наверное, никогда не искуплю того, сколько я нанес в употреблении и сколько я нанес в начале пути вот этой честностью. В кавычках эта честность. Это честность алкоголика. Это алкогольное мышление – это, конечно, чудо, если наблюдать за всем этим со стороны. Ну, вот как-то так. Я ответил, наверное?

Вопрос. Да, Дмитрий, спасибо тебе огромное за ответ. И Жене спасибо за вопрос. И последний вопрос. Ребята, очередь на вопросы уже закрыта. И если есть какие-то еще вопросы, тогда на чайную оставайтесь. И я тебя, Дим, тоже попрошу остаться на чайную. Потому что я тоже хотела бы спросить. Вопрос от Елены в чате: Дима, спасибо за опыт. Был ли у тебя опыт серьезной болезни в выздоровлении? Если был, то как ты справился? Ну, или любая другая серьезная ситуация?»

Ответ. Я не понял вопроса? Серьезная болезнь выздоровления? Так у меня серьезнейшая болезнь пожизненная».

Вопрос. «В выздоровлении?»

Ответ. А. В выздоровлении? Да, вот в 20 год чуть на тот свет не отправился: перитонит, вскрывали всего. 3 операции, 2 реанимации. И недавно закрывали пластиками грыжи, поскольку вся брюшная полость изрезана. Это тоже восстанавливать эстетически очень тяжело. Но я чё-то так позитивные моменты… Во-первых, вот эта фраза: «Расскажи Богу о своих планах. Ты можешь его только рассмешить». Да, я понимаю, что я в любой момент могу покинуть этот мир и познакомиться со следующим. Это утвердило меня в правильности одного дня, как вот сначала меня научили. У меня же ужас был дикий, когда мне говорили: «Ты никогда не выпьешь». То есть я сам себе: «Никогда… никогда…» То есть меня научили, что мне нужно один день. Я не понимал, как это работает. Потом я этим инструментом начал пользоваться: только один день. Но для этого мне пришлось отрезать вчера и завтра. То есть с этого. Пока это я не понял и не осознал, у меня вот этот принцип одного дня не работал. А сейчас я сегодня хочу быть счастливым. У меня сегодня оф*гительный день был. Я очень устал, я какими-то делами занимался. Утром гулял с любимой собакой. У меня взята из приюта 25-килограммовая девка такая оф*гительная совершенно собака. Это буль. Добрейшей души человек. Каждое утро она мне дарит 1,5 часа прогулки в лесу. Я какими-то делами занимался. И это все здесь и сейчас. И мне кайфово от этого. Потому что вот эта наполненность жизни – я ее чувствую. И это дает мне принцип одного дня. Меня не выносит куда-то завтра. Завтра хр*н его знает, чё будет. Я не знаю. И вот эта болезнь, она дала мне возможность очень сильно ощутить. Болезнь была еще, я воспринял это как урок. Я прожил много лет в Канаде и приехал в Россию, мне захотелось остаться здесь и жить здесь. Меня сейчас спрашивают: «А вот ты оттуда уехал – сюда приехал». Нет. Я не оттуда уехал. Я просто живу здесь и сейчас. Я объехал несусветное количество стран, жил в разных странах. Мои дети выросли, и они живут в Канаде, учатся. Они канадки. Они выросли там.

У меня было: меня накрыло одиночество. Это эмоционально. То есть, у меня сначала ушла земля из-под ног: когда обо мне нужно было заботиться и когда дети сказали: «Мам и папа, будем жить сами». А это там принято. Для них это фан и круто. И у меня все – кусок жизни: вот эта созависимость. И я не знал, что делать. Господь приводит меня на 8 месяцев тут по делам в Россию. И тут я понимаю, что я могу заняться собой, жить для себя. Что я могу получать удовольствие от этой жизни. Самое счастливое время было, когда росли мои дети. Но функционально тикает чувство одиночества. И это пульсировало: воды некому подать, когда пить не хочешь. На смертном одре. И таким образом вот с этой болезнью – ко мне на третий день после реанимации приходит мой лечащий врач и говорит: «Дмитрий, а вы кто такой?»

Я сначала рефлекторно чуть не сказал: «Я алкоголик». (Смеется. – Прим. ред.). А потом начал соображать, говорю: «А с чем связан вопрос?» Он говорит: «У нас люди внизу, там больше 3-х человек». В палату ко мне не пускали. Ну, в отделение хирургии. «У нас там в справочном бюро очередь к вам стоит. Там трое вышли – следующие вошли. Там народ в растерянности. И какого-то брутального вида люди. Есть какие-то маргиналы. А есть люди из телевизора. Вы, собственно, кто такой?» Я чё-то отмазался. Я говорю: «Ну, это мои друзья. Где-то клиенты». Еще че-то такое. (Смеется. – Прим. ред.). Это были те люди, которые пришли ко мне поддержать меня. Просто побыть рядом со мной несколько минут. И это решило мои проблемы с одиночеством. Господь, Он по-разному решает эти вопросы. И я свою болезнь воспринял как очень позитивный урок. И я стал намного счастливее в каждый свой день после этой болезни, потому что, когда я в реанимации пришел в себя, и там стоял вопрос, выживу – не выживу, мне пришло осознание, что мне не страшно умирать. Мне страшно думать, что я умру, когда со мной все в порядке. А когда сам процесс вот этот, когда я лежу весь в трубках, боль дикая абсолютно, и сознание отключается. И я тогда подумал первое что: «Господи, не дай Бог, что то, чем меня качают изменит мое сознание». Я был в медикаментозной коме, меня держали.

И я боюсь сорваться. Вдруг я оправдаю опять: чем угодно мой алкогольный мозг может оправдать, как угодно, употребление. Стать несчастным и употреблять – это же так просто. И второе, что я знаю: вот этот переход от жизни к другой жизни. И мне не страшно. Поверьте, это научило меня не бояться этого перехода. Эмоциональный человеческий животный страх, который… У нас есть страхи позитивные, есть негативные. Вот этот, так сказать, позитивный страх, он все равно страх смерти. Ну, а сам переход, я уже там был. Я знаю, и я не боюсь. Но вот мое отношение. Серьезнейшее было заболевание, испытание, и на краю, по лезвию. Вот так. Ответил? Не знаю.

Вопрос. Да, спасибо большое тебе, Дим, за ответ. И Леночке спасибо за вопрос. Я тогда отключаю запись. Мы будем закрывать собрание. Возвращайся к нам на чайную.